Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Бирк-Ларсен не прерывал телефонной связи, когда его фургон подъехал к полосатой ленте, натянутой поперек дороги. С такого близкого расстояния ему было не сосчитать синие огни по ту сторону ленты. Все было залито резким светом из переносных прожекторов, какие, он знал, используют во время спортивных мероприятий.

В голове шумело, мысли путались. Сердце стучало так сильно, что ударялось о ребра.

— Я сейчас, — сказал он в трубку и не услышал ответа жены.

Вышел из машины. Пошел вперед.

— Ты где? — спросила Пернилле.

— На болотах в Вестамагере.

Пауза, потом ее голос:

— Полиция все еще там?

Подбежали двое полицейских и попытались остановить его. Бирк-Ларсен отшвырнул их движением огромной руки, продолжая шагать к низкому металлическому мосту через канал.

— Я все выясню, подожди.

— Тайс.

Еще полицейские. Они облепили его, как сердитые пчелы, но он шел вперед, отрывая от себя их цепкие руки, прижимая телефон к уху.

Ни на миг ее голос не оставлял его.

— Что там, Тайс? Что там?

Какой-то звук впереди. Это лилась вода.

Лилась вода. Она хлынула водопадом из багажника, когда Майер вскрыл ломом дверцу, галлон за галлоном изливалась на глинистую почву.

Запах становился все сильнее.

Лунд бросила в рот еще одну пастилку «Никотинеля» и ждала.

Вместе с остатками воды на блестящий новенький бампер вывалились две голые ноги. Она направила на них фонарик. Лодыжки были туго стянуты пластиковым хомутом.

Затем какое-то движение. Темная змеевидная масса перетекала через бледные мертвые конечности, виток за витком, прижимаясь к коже, пока наконец не соскользнула со ступней на бампер и потом на землю.

Кого-то из копов затошнило прямо на желтую траву.

— Что там за шум? — спросила Лунд, приближаясь к «форду».

Майер кивнул на сотрудника, которого рвало.

— Я не о нем, — сказала она.

Слышно было, как кто-то разъяренно ругается низким голосом.

Лунд проследила, как из машины вытекла последняя вода и еще два угря нашли путь к свободе, затем приблизилась к машине и сунула голову внутрь. Светлые волосы больше не выглядели так, как на фотографиях. А лицо…

Обозленный голос выкрикивал имя.

— О боже, — сказал Майер. — Здесь отец.

Тайс Бирк-Ларсен был большим сильным мужчиной. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз дрался с копами. Но некоторые вещи не забываются. Два быстрых удара, мощный рык, и он снова двигался вперед, к черному мосту.

За мостом он видел машину на дороге, рядом эвакуатор. Вокруг деловито сновали фигуры.

Телефон вернулся к уху.

— Тайс! — кричала ему Пернилле.

— Я поговорю с ними.

Копы, которых он стряхнул с себя, налетели на него снова, но теперь их было больше. Их стало слишком много.

От машины на дороге отделилась женщина и направилась к нему. В резком свете прожекторов он увидел ее серьезное лицо, длинные каштановые волосы и печальный, пытливый взгляд больших глаз.

— Ради бога, Тайс… — рыдала Пернилле.

Его держало теперь шестеро копов, может, семеро. Свободной оставалась только рука с телефоном.

Бирк-Ларсен перестал сопротивляться. Так спокойно, как только смог, проговорил опять:

— Я отец Нанны. Я хочу знать, что происходит.

Женщина перешагнула через еще одну красно-белую полицейскую ленту. Она не сказала ни слова, просто шла прямо к нему, пристально глядя ему в лицо и жуя жвачку.

Голос, далекий и робкий, совсем не его, произнес:

— Это моя дочь?

— Вам нельзя здесь находиться.

Пернилле была в его ухе, в его голове, она превратилась в одно-единственное слово:

— Тайс?

Женщина остановилась перед ним.

— Там Нанна? — снова спросил Бирк-Ларсен.

Она молчала.

— Это она?

Женщина безмолвно кивнула.

Вопль родился в глубине живота, пронзил его тело снизу вверх, вырвался в сырой ночной воздух. Полный недоуменного горя и гнева и такой громкий, что мог бы достичь Копенгагена сам по себе. Но телефон был рядом. Нет нужды кричать. Пока он боролся, рвался увидеть дочь, Пернилле была с ним и кричала и рыдала тоже.

Мать и отец. И их потерянное мертвое дитя.

Затем вся ярость, вся мощь угасли. Тайс Бирк-Ларсен превратился в плачущего, сломленного человека, слабого и обезумевшего, которого удерживали от падения те же руки, что только что пытались усмирить его безграничную силу.

— Я хочу видеть свою дочь, — молил он.

— Вам туда нельзя, — сказала она. — Мне очень жаль.

Из правой руки мужчины исходил тонкий воющий звук. Лунд шагнула к нему, раскрыла его пальцы. Пальцы работяги, сильные и натруженные, обтянутые старой толстой кожей.

Он не протестовал, когда она взяла у него телефон. Лунд глянула на экран, поднесла аппарат к уху.

— Пернилле. Это Лунд. К вам скоро подъедут наши сотрудники.

После чего она положила телефон к себе в карман, кивнула полицейским, чтобы те увели Бирк-Ларсена, и вернулась к затопленному «форду», блестящему и черному.

Там уже работал рой криминалистов в защитной одежде. Шли своим ходом все положенные процедуры. Ей больше не нужно было ничего видеть.

Черная машина. Черная и блестящая.

Майера она нашла возле крана, с сигаретой во рту. Увидев ее, он затряс головой:

— Мы нашли владельца. Вы не поверите.

Лунд остановилась возле него, ожидая продолжения.