Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Они проявлялись повсюду: полосы, точки, овалы…

Янсен оглядывал комнату.

— Она боролась здесь за свою жизнь, Брикс. Это было…

Бюлов застыл с открытым ртом. Брикс уже доставал телефон.

— Дежурного, — сказал он.

На посту частного крыла больницы находилась одна-единственная медсестра.

— Вы член семьи или друг? — спросила она, когда он сообщил, что желает видеть Поуля Бремера.

— Ни то ни другое.

— Тогда ничем не могу помочь, извините.

— Скажите ему, что пришел Хартманн. Он хотел меня видеть.

— Ему нужен покой.

Хартманн молча поставил локти на стойку поста.

Она зашла в одну из палат. Через некоторое время оттуда вышло четыре человека, среди которых Хартманн узнал жену и сестру Бремера. Обе плакали. Они быстро прошли по коридору мимо него и свернули в комнату ожидания.

Вернулась медсестра:

— Я прошу вас не волновать его. Если он почувствует себя плохо, вы должны сразу вызвать нас, у кровати есть кнопка. Мы только что перевели его в эту палату, и еще не вся аппаратура подключена.

— Конечно, — покивал Хартманн. — Как он вообще?

Она не сказала на это ни слова, молча отвела его в палату и ушла.

Над кроватью висела лампа. Бремер лежал на белой больничной простыне, в белой пижаме. В ноздрях прозрачные трубки носового катетера с кислородом, очков нет, подбородок не брит. В таком виде он казался моложе. Эта маленькая пустая комната будто сняла с него все заботы внешнего мира, сняла то бремя, которое лежало на Поуле Бремере каждый миг его рабочего дня.

Мэр Копенгагена поднял на него глаза, прищурился и издал слабый смешок.

— Во вторник я бы с легкостью победил тебя, Троэльс, — сказал он едва слышно. — Ты сам это знаешь.

Хартманн стоял рядом с капельницей, сунув руки в карманы.

— Может, еще победите.

— Нда…

— Послушайте, Поуль, может, вам лучше сейчас говорить с докторами. Или с семьей. Но не со мной.

— Ты мой наследник, — сказал Бремер, хмурясь. — Так что потрудись выслушать.

Возле кровати стоял табурет. Хартманн подтянул его поближе к изголовью и сел.

— Ради бога, Троэльс, не делай такого скорбного лица. Меня тошнит от твоего вида. — Снова слабый смех. — Если бы я был на твоем месте, тридцать лет назад, я бы подкрутил что надо на этой чертовой капельнице и отправил меня в ад. А корону бы забрал себе.

— Не верю ни одному слову, — сказал Хартманн и неожиданно для себя понял, что улыбается.

— Верно, — согласился Бремер. — Тогда я любил пламенные речи и угрозы, я был таким, как ты сейчас. Тоже идеалист и душа нараспашку. Потом ты получаешь то, к чему так стремился. И понимаешь… — Лицо Бремера исказила гримаса отвращения. — Понимаешь, что у тебя в руках кусок дерьма и что ты не в силах ничего изменить.

— Вам надо отдыхать.

— Отдыхать? — Его голос стал чуть громче. — Как можно отдыхать? Как можно вообще что-то делать… что-то менять… если у тебя нет власти?

— Поуль…

Глаза старика затуманились, он дышал часто и сипло. Его пальцы сжали руку Хартманна. Это было слабое и дрожащее прикосновение тяжело больного человека.

Запищал и замигал монитор над кроватью.

— Ты думаешь, ты не такой, как я, — прохрипел Бремер. — Может, ты и правда другой. Теперь все не так, как было. Я многого уже не понимаю. — Он закашлялся, поморщился от боли.

— Поуль? Что вы хотели мне сказать?

Бремер повел глазами, пытаясь сфокусировать взгляд:

— Я знаю, кто тебя защищал.

Быстрыми шагами в палату вошла медсестра, взглянула на монитор и сказала:

— Я вынуждена просить вас выйти.

Хартманн поднялся, но слабая рука Бремера все еще цеплялась за него.

— Я думал, это Риэ, но это была не она.

Старик хватал ртом воздух в очередном приступе боли. Медсестра пощупала его лоб, снова всмотрелась в монитор.

— Я послал кое-что тебе в штаб. Решай сам…

Сестра вызвала реаниматологов. В коридоре раздался топот бегущих людей.

— Вы должны уйти, — сказала она твердо, указывая на дверь.

Однако Бремер по-прежнему держал Хартманна за руку, по-прежнему на него был направлен властный взгляд серых глаз.

— Сделай правильный выбор, Троэльс. Тебе придется жить с этим, никому другому.

Вдруг по его щекам потекли слезы, черты исказил ужас.

— Думаешь, ты капитан этого корабля, — шептал Поуль Бремер сквозь боль и смертный страх. — Но на самом деле… это он правит нами всеми. — Тонкий дрожащий голос, разжимающиеся бессильно пальцы. — Троэльс…

Вокруг него забегали люди в белом, оттолкнули Хартманна, чтобы не мешал. Монитор сходил с ума. Врачи и сестры озабоченно переговаривались.

Серые глаза залил бесконечный страх, потом они сомкнулись, и Хартманна вывели из палаты.

Как во сне он вышел в больничный коридор. Из задумчивости его вывели крики — кто-то устраивал скандал.

— Но он мой старый друг! Он просил…

Троэльс Хартманн дошел до поста. Дальше Эрика Салина не пропустили. Лысый репортер тут же набросился на него:

— Хартманн! Что сказал Бремер? А? Ну же, Троэльс…

Он смотрел на человека в черном пальто, пропахшего табаком и тревогой.

— Бремер рассказал вам о том доказательстве? Он бы не стал вас звать просто так. У него оно было. Он сам мне сказал.

Хартманн остановился:

— Что вам надо?