Ставни в триклинии были закрыты, чтобы не пропускать холода, и лишь из сада пробивался тусклый свет зимнего дня. Пламя светильников согревало воздух. Цицерон и Целий уже возлежали на кушетке у стола. Тирон указал нам на другую кушетку, которая была достаточно длинна, чтобы вместить нас троих.
Вид у Целия, по обыкновению, был самодовольный — что, по обыкновению, привело меня в крайнее раздражение.
— Вижу, Марк Целий, с нашей последней встречи ты прошёл путь из низов к верхам.
Он взглянул на меня с ленивым любопытством.
— Сегодня ты выглядишь полноправным римским гражданином. Тогда в пристройке за храмом я принял вас с Милоном рабов, которые удирают от взбучки.
Цицерон и Тирон нахмурились. Эко неуверенно глядел на меня. У Целия сделалось равнодушное лицо, а потом он вдруг разразился смехом.
— Отлично сказано, Гордиан. Жаль, мне это в голову не пришло. «Целий прошёл путь из низов к верхам». — Он погрозил мне пальцем. — Если кто-то из моих соперников-трибунов использует против меня такое выражение, я буду знать, что это ты пишешь речи для моих политических противников.
— Гордиан не станет этого делать, — сказал Цицерон, не сводя с меня пристального взгляда. — Но давайте же обедать, а то я слышу, как бурчит у вас в животах. Ничем особенным я, правда, угостить вас не могу: мой повар жалуется, что последнее время стало невозможно купить продукты. Но нет худа без добра: простая пища полезнее для здоровья.
Все годы, что я знал его, Цицерон страдал болезнью желудка.
Впрочем, вопреки его словам, обед был весьма изысканным. Рыбный суп с клёцками и последовавшая за ним завёрнутая в виноградные листья жареная курятина с тминным соусом были выше всяких похвал. С годами Цицерон выучился не пренебрегать теми удовольствиями, которые может позволить себе человек его положения.
Всё же ел он умеренно и осторожно, внимательно разглядывая каждую ложку супа и каждый ломтик мяса, прежде чем отправить его в рот — словно хотел на глаз определить, какой кусок может вызвать приступ давней болезни.
— И кстати, Гордиан — заговорил Цицерон, — раз уж мы заговорили о верхах и низах. Многие сочли бы, что тот, кто в наши дни принимает предложение некоей небезызвестной дамы и разъезжает с ней в её носилках, скатывается вниз.
— Это как же? В носилках ездят, а не скатываются.
— Смотря кто сопровождает вышеупомянутую даму в её носилках, — со смехом сказал Целий.
Цицерон хитро взглянул на него.
— Довольно-таки двусмысленное замечание, мой друг — учитывая историю твоих собственных взаимоотношений с вышеупомянутой дамой. И твою роль, в том, что она…
— Докатилась! — выпалил Целий, едва не поперхнувшись — так торопился он произнести это слово раньше Цицерона. Похоже, это была их излюбленная игра — состязаться в остроумии, избрав мишенью для острот кого-нибудь из своих противников.
— Вы говорите о моей сегодняшней посетительнице? — спросил я.
— О той даме, что увезла тебя из дому, — уточнил Целий.
— Откуда ты знаешь, кто у меня бывает, Цицерон? Не хотелось бы думать, что за мной самим и за моим домом следят.
— Что ты, Гордиан, вовсе нет. — Цицерон положил ложку. — Но ведь мы живём на одной улице, а ко мне с утра до вечера ходят посетители; кроме того, я и сам посылаю своих рабов с поручениями. Все они знают носилки этой дамы; да и кто их не знает? Согласись, было бы довольно странно, если бы её носилки добрых полчаса простояли перед твоим домом, и никто бы их не заметил. Я просто удивился, что ты уехал с ней, только и всего. Следить за тобой я никого не посылал — иначе знал бы, куда ты ездил.
— Но ты бы не отказался узнать?
— Только если ты не откажешься сказать мне.
— Ладно, раз уж вам это так интересно. Эта дама… А, в конце концов, к чему ухищрения. У дамы есть имя, так почему бы его не назвать. Я действительно уезжал из дому в носилках Клодии; но это не она хотела меня видеть.
— Жаль, — обронил Целий.
— Тебе лучше знать. — Я сам удивился собственной резкости. — Клодия приезжала, чтобы отвезти меня к вдове своего брата.
— Вот как, — ответил Цицерон без малейшего удивления. Может, он солгал, и кто-то из его людей действительно проследил за носилками? — Надеюсь, с моей стороны не будет нескромным спросить, что для чего ты понадобился Фульвии?
— Чтобы разобраться в одном личном деле. Ничего особенно интересного.
— Что-то не верится, — сказал Цицерон.
— Думаешь, она хочет, чтобы я занялся расследованием обстоятельств смерти её мужа? Но они и так всем известны. Клодий устроил засаду на Милона на Аппиевой дороге, но судьба обернулась против него, и он погиб в стычке от руки одного из телохранителей Милона. Сам Милон поведал правду всему честному народу на Форуме. Спроси Целия. Он был там и слышал эту историю собственными ушами не хуже нас с Эко. Хотя закончить рассказа Милону и не дали. — Говоря это, я смотрел прямо в лицо Целию. Вид у того был совершенно невозмутимый. — Нет, о Милоне она не говорила. Лишь упомянула его друга, Марка Антония.
— Антоний — друг Милона? — недоумённо переспросил Цицерон. — Сомневаюсь, что они вообще знают друг друга.