Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть

Впрочем, все по порядку. Меня встретил Каллахан, приятель Холта: бледный, тощий, с фанатичным блеском в глазах на изможденном лице, в очках в роговой оправе, мятом свитере и мешковатых брюках – ходячая карикатура на киноработника. Вероятно, профессионал до кончиков ногтей (они у него ярко-желтого цвета – малый начинает сворачивать следующую сигарету, не докурив предыдущей, – в жизни не видел таких нервных пальцев).

– Хотите поглазеть на что-нибудь определенное или будем осматривать весь бедлам, старина? – спросил он.

Не ведая подвоха, я высказался в пользу всего бедлама. Знал бы я, что на это уйдет вечность! Каллахан сыпал техническими терминами без остановки, пока мой мозг не стал напоминать промокашку. Надеюсь, растительность на лице отчасти скрывала мое замешательство. Термины «угол камеры» и «монтаж» (что бы они ни значили) я сохраню в сердце до гробовой доски. Дотошность Каллахана изумляла. Спустя полчаса, ослепленный прожекторами, запутавшийся в проводах, оглушенный руганью подсобных рабочих (выражались они как извозчики или старшина на плацу), я утратил всякую способность соображать. Все это время я искал глазами Лину Лоусон, и чем дальше, тем меньше понимал, как невзначай упомянуть ее имя в разговоре.

Впрочем, за ленчем Каллахан сам дал мне повод. Мы сошлись на том, что даже лучшие из детективных экранизаций проигрывают первоисточникам. Каллахан читал пару-тройку моих детективов, но, к счастью, личность автора его нисколько не заботила. Моего собеседника занимала лишь техническая сторона ремесла. Холт сказал ему, что я собираю материал для нового романа, и Каллахан спросил, почему именно здесь, на «Бритиш регал»? Я ответил, что последним произведением британского киноискусства, которое я сподобился посмотреть, был фильм «Коленки горничной».

– Этот? – удивился он. – По-моему, ваш брат-писатель должен бежать от такой продукции как черт от ладана.

– Где же ваша esprit de corps?

– К черту корпоративную гордость! Нижнее белье и юморок биржевых маклеров… Нашли что смотреть!

– А та девушка… как ее… Лина Лоусон. По-моему, неплоха. Далеко пойдет.

– Ее двигает Вейнберг, – произнес Каллахан значительно. – От коленок и выше, ну, вы понимаете. Как вешалка для кружевных трусиков она сгодится, хотя мнит себя второй Джин Харлоу.

– Такая же капризная?

– Скорее такая же недалекая.

– Актрисам свойственна взбалмошность, – заметил я, дивясь своей ловкости.

– Уж мне-то можете не рассказывать! Когда-то Лоусон умела себя поставить, а недавно ее словно подменили – стала кроткой и послушной, как овечка.

– А что случилось?

– Кто знает. Может, бедняжку посетило большое чувство. У Лины Лоусон был нервный срыв, постойте, когда же… кажется, в январе. Из-за нее съемки задержались за две недели. Поверьте, старина, когда ведущая актриса начинает жаться по углам и втихомолку лить слезы, поневоле полезешь на стенку.

– Натерпелись вы от нее? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Январь. «Нервный срыв». Вот и еще одно доказательство!

Каллахан вперил в меня сверкающий взгляд, словно ветхозаветный пророк второго плана, готовый прочесть суровую отповедь. Впрочем, я понимал, что причина такого перевозбуждения – одержимость собственной значимостью.

– Ох, и натерпелись! Заставила нас побегать. Вейнберг отправил ее в недельный отпуск. Сейчас-то она поправилась.

– Так Лина Лоусон здесь?

– Нет, на натуре. А что, положили на нее глаз, старина? – Каллахан дружески подмигнул мне.

Я заверил его, что мои намерения честны: Лина Лоусон интересна мне с точки зрения будущего романа, к тому же из книги может выйти фильм в духе Хичкока, где Лина Лоусон сыграет героиню. Едва ли Каллахан поверил, во всяком случае, посмотрел он на меня скептически. Пусть думает что угодно. Завтра он обещал представить меня Лине. Я изрядно взволнован – мне еще не приходилось иметь дело с женщинами ее круга.

21 июля

Свершилось!.. Поначалу я просто не знал, что сказать. Впрочем, девушка тараторила за двоих. Небрежно пожав мне руку и бросив на мою бороду холодный, оценивающий взгляд, она налетела на Каллахана:

– Этот Платанов такой негодяй! Представляете, вчера вечером звонил целых четыре раза. И что прикажете делать беззащитной девушке? Господи, кто же против знаков внимания, но когда за тобой таскаются по пятам, я выхожу из себя! Так Вейнбергу и сказала. Господи, не мужчина, а исчадие ада! С утра потащился на станцию. Хорошо, что я обманула его, сказала, что поезд уходит на пять минут позже. Господи, несся за мной по платформе, словно маньяк! Вы же понимаете, мне его ухаживания ни к чему?

– Еще бы, конечно, – поддакнул Каллахан.

– Я все твержу Вейнбергу, чтобы позвонил в посольство и добился его депортации. Или он, или я. Да только эти евреи все заодно! Нам не мешало бы поучиться у Гитлера, хотя таким, как он, хватит резиновой дубинки и принудительной стерилизации. Так вот, я и говорю…