Убийство на поле для гольфа

– Да, мадемуазель, – сказал Пуаро мягко. – Именно так. Но как вы узнали об этом?

– Это Франсуаза. Она сказала нашей Амели, – объяснила Марта, порозовев от смущения.

Пуаро поморщился.

– Вот и попробуйте сохранить секретность! Но это неважно. Ну, мадемуазель, так что же вы хотели узнать?

Девушка замялась. Видно было, что ей смертельно хочется задать вопрос, но страх удерживает ее. Наконец тихо, почти шепотом она спросила:

– Уже… кого-то подозревают?

Пуаро бросил на нее пронзительный взгляд и уклончиво ответил:

– Пока подозревают многих, мадемуазель.

– Ну да, понимаю… но… кого-нибудь в особенности?

– А почему вы спрашиваете?

Вопрос, казалось, испугал девушку. И тотчас я вспомнил, что сказал о ней Пуаро утром. «Девушка с тревожным взглядом».

– Мосье Рено всегда так хорошо относился ко мне, – сказала она наконец. – Естественно, меня интересует…

– Понимаю, – сказал Пуаро. – Ну что ж, мадемуазель, пока наибольшее подозрение вызывают двое.

– Двое?

Я мог бы поклясться, что в ее голосе прозвучали одновременно и удивление и облегчение.

– Их имена неизвестны, но есть основания полагать, что они чилийцы из Сантьяго. Ах, мадемуазель, видите, что делают со мной молодость и очарование! Я выдал вам профессиональную тайну!

Девушка мило улыбнулась и застенчиво поблагодарила Пуаро.

– Мне нужно бежать. Maman меня, наверное, уже хватилась.

Она повернулась и быстро побежала по дороге, прекрасная, точно юная Аталанта.[43] Я уставился ей вслед.

– Mon ami, – сказал Пуаро со свойственной ему мягкой иронией, – мы что, так и простоим тут всю ночь? Конечно, я понимаю – вы увидели прелестную девушку и потеряли голову, но все же…

Я рассмеялся и извинился перед моим другом.

– Но она и в самом деле изумительно хороша, Пуаро. При виде такой красоты не грех и голову потерять.

Тут, к моему удивлению, Пуаро с самым серьезным видом покачал головой.

– Ах, mon ami, держитесь-ка вы подальше от Марты Добрэй. Эта девушка… не для вас. Послушайте старика Пуаро!

– Как! – закричал я. – Ведь комиссар говорил, что она столь же добродетельна, сколь и прекрасна. Сущий ангел!

– Иные отпетые преступники, которых я знавал, имели ангельскую наружность, – назидательно заметил Пуаро. – Психология преступника и лик Мадонны не такое уж редкое сочетание.

– Пуаро! – в ужасе возопил я. – Нет! Подозревать это невинное дитя? Невозможно!

– Ну-ну! С чего вы так разволновались? Я ведь не сказал, что подозреваю ее. Однако, согласитесь, ее настойчивое желание разузнать подробности несколько подозрительно.

– В данном случае я более прозорлив, чем вы, – сказал я. – Не за себя она тревожится, а за мать.

– Друг мой, – отвечал Пуаро, – как всегда, вы ничего не понимаете. Мадам Добрэй отлично может сама о себе позаботиться, ее дочери нечего о ней тревожиться. Вижу, что раздражаю вас, но рискну тем не менее повториться. Не заглядывайтесь на эту девушку. Она не для вас! Я, Эркюль Пуаро, говорю вам это. Sacre![44] Вспомнить бы, где я видел ее лицо!

– Чье лицо? – удивленно спросил я. – Дочери?

– Да нет, матери.

Заметив удивление в моем взгляде, он многозначительно кивнул.

– Да-да, именно матери. Это было давно, когда я еще служил в бельгийской полиции. Собственно, ее я никогда прежде не видел, но я видел ее фотографию… в связи с каким-то делом. Мне даже кажется…

– Что?

– Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, дело было связано с убийством!

Глава 8

Нечаянная встреча

Раннее утро следующего дня застало нас на вилле «Женевьева». На этот раз стоявший у ворот грозный страж не препятствовал нам. Мало того, он весьма почтительно взял под козырек, и мы проследовали к дому. Леони, горничная, как раз спускалась по лестнице и, кажется, была расположена немного поболтать.

Пуаро справился о здоровье мадам Рено.

Леони покачала головой.

– Совсем убита горем, бедняжка! Ничего в рот не берет, ну ни крошки! Бледная, как привидение. Просто сердце разрывается смотреть на нее. Вот уж я бы не стала так убиваться по мужу, который изменял мне с другой женщиной!

Пуаро сочувственно покачал головой.

– Конечно, конечно, но что вы хотите? Сердце любящей женщины готово многое простить. И все же – неужели они не ссорились в последние месяцы?

Леони снова покачала головой:

– Никогда, мосье. Никогда не слышала, чтобы мадам перечила мосье или упрекала его – никогда! У нее и характер и нрав просто ангельский… не то что у мосье.

– Вот как? Стало быть, мосье был не ангел?

– Что вы! Когда он гневался, весь дом ходуном ходил. А уж когда они поссорились с мосье Жаком – ma foi! Их было слышно на рыночной площади, так они орали!

– В самом деле? – удивился Пуаро. – И когда же это они так ссорились?

– О, как раз перед тем, как мосье Жаку ехать в Париж. Он чуть не опоздал на поезд. Он выскочил из библиотеки, схватил саквояж, который оставил в холле. Автомобиль был в ремонте, вот ему и пришлось бежать на станцию. Я как раз вытирала пыль в гостиной и видела, как он выскочил: лицо белое-белое, а на щеках аж красные пятна выступили. Ох и злой же он был!

Видно, Леони и самой рассказ доставлял немалое удовольствие.