Убийство на Потомаке

Смотритель Национального парка Ллойд Майес с чувством гордости стоял рядом со статуей, воздвигнутой в честь француза, чье имя носил парк. Мари Жозеф Поль Ивес Роше Жильбер дю Мотьер маркиз де Лафайет, названый сын американского народа, стал героем в войне за независимость, друзья и коллеги-военные называли его Жильбер. У подножия памятника находилась скульптура юной цветущей девушки. На курсах по истории Майес узнал, что это олицетворение молодой американской нации. В поднятой руке девушка держала меч. Как объяснили Майесу на тех же курсах, она просила Лафайета о помощи. Однако для туристов, особенно если это была молодежь и их чувства не задевало другое объяснение, смотрители вкладывали в уста девушки другие слова. По их мнению, она говорила: «Давай договоримся: ты отдаешь мне одежду, а я возвращаю тебе меч».

Майес предпочел бы остаться на своем прежнем месте на острове Рузвельта, но после того как там было найдено тело Полин Юрис, его перевели на площадь Лафайета. Хотя в ту ночь не он оставил открытыми ворота на мост, но очень придирчивый начальник решил, что в этом была и его вина. Смена места дежурства явилась определенного рода наказанием.

Майес считал этот перевод несправедливым, но так сложилось, что в последнее время все и всё оказались против него. Марджи уложила вещи и уехала к своей матери в Цинциннати. И хотя с ее отъездом он обрел некоторое спокойствие, по крайней мере, не с кем было ссориться, но одновременно пришло и чувство одиночества. Единственное, что вызывало у него улыбку, так это то, что она уехала именно в Цинциннати, а не в Лос-Анджелес, Детройт или Майами. Слово «Цинциннати» казалось ему очень смешным, и город он тоже считал смешным — и Майес улыбался своим мыслям. Но это были редкие моменты. В остальном его жизнь теперь состояла из безрадостных дней и длинных ночей.

К тому моменту, когда приехали Анабела и Мак, собралась огромная толпа зрителей. Джаз-диксиленд занял свое место в центре парка у подножия памятника Эндрю Джэксону, имя которого первоначально носил парк, пока его не обошел стремительный Лафайет. Статуя Джэксона являлась доминирующей среди других, располагавшихся в центре и по углам парка. Она была единственной в парке статуей национального героя Америки — первого президента от демократической партии, Которая на собранные средства воздвигла в 1853 году как дань благодарности памятник из металла и мрамора.

Чета Смитов приблизилась к парку со стороны Шестнадцатой улицы и остановилась перед епископальной церковью святого Иоанна на углу Аш-стрит. Эту церковь называли «президентской», поскольку состав прихожан напоминал светский справочник. Анабеле и Маку удалось пробраться к группе людей, стоявших сбоку от сооруженной для спектакля временной сцены. За ней находился длинный дом-прицеп, в котором расположились актеры.

— Мать-природа благоволит к вам сегодня, — проговорил Мак Монти Джемисону, стоявшему в обществе Чипа Тирни, режиссера Сеймура Флетчера и нескольких других наиболее активных членов общества «Три С».

— Я того же мнения, — откликнулся Джемисон. Он пожал руку Смиту и поцеловал Анабелу в щеку. — Великолепный день, чтобы совершить убийство.

Они подняли головы и посмотрели на лазурную синь неба.

— Прошу меня извинить, — сказал Монти и направился к прицепу.

— Как дела? — обратился Смит к Чипу.

— Ужасно, — с сожалением покачал головой молодой человек. — Вы, конечно, слышали о Сунь Беньчонге?

— Конечно, — ответил Смит. — И мы, и все в Вашингтоне. Отец здесь?

— Нет, и вы представляете, как он расстроен, что приходится пропускать постановку. Он уединился в своем кабинете.

— А как Сунь?

— И он тоже, я думаю. Я его не видел. В тот вечер, когда его арестовали, я попытался с ним поговорить, но он не захотел. Не могу его в этом винить. Нашу семью потрясают скандал за скандалом. Очень хочу, чтобы все это кончилось.

Смит вспомнил, что Чип должен был участвовать в спектакле, и спросил будет ли он играть.

— Господи, конечно, нет, — ответил Чип. — Я сказал, что сделать это было бы выше моих сил, после всего, что случилось. Флетчер убедил вернуться прежнего исполнителя.

— Просто поразительно, сколько публики собирают эти постановки, — заметил подошедший к ним с женой Мари Сэм Танклоф, — ну прямо как на распродаже домашних пожитков, на которые любит бегать Мари. Народ выползает из всех щелей тучами за несколько часов до самого действия.

Мари рассмеялась и игриво ущипнула мужа за руку. Она часто это делала, выражая таким образом свое восхищение всем, что он говорил и совершал.

— Ты беседовал с Венделем? — спросил Сэм у Мака, когда Анабела с Мари отошли в сторону, чтобы поболтать о своих делах.

— После вчерашнего дня — нет.