Убийство по алфавиту

По меньшей мере человек двадцать были задержаны, и их допрашивали до тех пор, пока они не смогли удовлетворительно объяснить полиции, где находились в ночь преступления.

Конечный результат был невелик. Некоторые сообщения сохранились в памяти как заслуживающие внимания, но без дополнительных улик они никуда не вели.

Если Кроум и его коллеги не знали усталости, то Пуаро удивлял меня своей бездеятельностью. Мы то и дело спорили.

— Но что вы хотите, чтобы я сделал, мой друг? Полиция лучше меня справится с рутинным расследованием. А вы… Вы хотите, чтобы я носился туда-сюда, как собака.

— Но вместо этого вы отсиживаетесь дома, как.., как…

— Как здравомыслящий человек! Моя сила, Гастингс, в голове, а не в ногах. Все то время, что я, по вашему мнению, бездельничаю, я размышляю.

— Размышляете? — воскликнул я. — Разве сейчас время для размышлений?

— Да, тысячу раз да.

— Но чего вы добьетесь своими размышлениями? Факты по всем трем убийствам вы и так знаете наизусть.

— А я размышляю не о фактах — я думаю о том, как работает голова убийцы.

— Голова безумца!

— Совершенно верно. Такую голову не сразу поймешь. Когда я буду знать, как устроен убийца, я сумею его найти. А я узнаю все больше и больше. Что мы знали об убийце после преступления в Эндовере? Почти что ничего. После преступления в Бексхилле? Чуть больше. После убийства в Сирстоне? Еще больше. И я уже могу разглядеть не то, что интересно вам, не черты его лица и фигуру, а черты его ума. Ума, который работает в определенных направлениях. После следующего…

— Пуаро!

Мой друг бесстрастно посмотрел на меня.

— Ну, конечно, Гастингс, я почти не сомневаюсь в том, что будет еще одно убийство. Многое зависит от случая. Пока ему везло. На этот раз счастье может повернуться к нему спиной. Но как бы то ни было, после еще одного убийства мы будем знать бесконечно больше. Убийство — великий разоблачитель. Можете менять ваши методы, но ваши вкусы, ваши привычки, ваши взгляды и ваша душа все равно раскроются в том, что вы совершите. Пока данные противоречивы, иногда кажется, что в этом деле принимают участие два разных человека, но как только схема прояснится, я узнаю…

— Узнаете, кто он?

— Нет, Гастингс, я не узнаю его имени и адреса! Я узнаю, какой он человек…

— И тогда?

— Et alors, je vais a la peche.[47]

Поскольку мое лицо выразило удивление, он продолжал:

— Понимаете, Гастингс, опытный рыболов точно знает, какая рыба на какую наживку клюет. Я выберу подходящую наживку.

— И тогда?

— И тогда? И тогда? Вы ничем не лучше этого надменного Кроума с его вечным “вот как?”. Eh bien, и тогда он заглотает наживку вместе с крючком и потянет за леску…

— А между тем он убивает людей направо и налево…

— Он убил троих. А на дорогах каждую неделю погибает около ста двадцати.

— Это совсем другое дело.

— Для тех, кто погибает, это, наверное, одно и то же. Для других, для родственников и друзей, да, это выглядит иначе, но в этом случае меня успокаивает одно.

— Ну, скажите же что-нибудь успокоительное!

— Ваш сарказм inutile[48]. Меня успокаивает то, что в данном случае на невинного не упадет и тени вины.

— Но ведь это еще хуже!

— Нет, нет, тысячу раз нет! Нет ничего страшнее, чем жить в атмосфере подозрения, видеть, как за вами наблюдают и как любовь в глазах окружающих сменяется страхом, нет ничего страшнее, чем подозревать тех, кто дорог и близок… Это отравляет. Так вот, в том, что он отравил жизнь невинным, мы Эй-би-си обвинить не можем.

— Скоро вы начнете его оправдывать! — с горечью произнес я.

— А почему бы и нет? Он вполне может верить в то, что его дело правое. И может быть, мы кончим тем, что станем сочувствовать его точке зрения.

— Право же, Пуаро!

— Простите, я вас шокировал. Сперва моей пассивностью, а теперь моими взглядами.

Я промолчал и только покачал головой.

— Однако, — сказал Пуаро через минуту, — у меня есть один план, который вам понравится, ибо он предполагает действие. Кроме того, он предполагает массу разговоров и почти полное отсутствие размышлений.

Мне не очень понравился его тон.

— Что это за план? — недоверчиво спросил я.

— Надо вытянуть у друзей, родичей и слуг убитых все, что они знают.

— Так, значит, вы подозреваете, что они кое о чем умалчивают?

— Да, но ненамеренно. Рассказывая все, что вам известно, вы всегда проводите отбор. Если бы я попросил вас рассказать, как вы провели вчерашний день, вы бы, возможно, ответили: “Я встал в девять, позавтракал в полдесятого, съел на завтрак яичницу с ветчиной, выпил кофе, пошел в клуб и так далее”. Вы не упомянете, что сломали ноготь и что вам пришлось его обрезать. Не скажете, что попросили слугу принести воды для бритья, что разлили кофе на скатерть, что почистили шляпу, прежде чем ее надеть. Человек не способен рассказывать обо всем. Поэтому — он производит отбор. В случае убийства люди отбирают то, что считают важным. Но очень часто заблуждаются!

— А как же узнать то, что нужно?