Убийство по лицензии

Андрей Губкин очнулся, когда его начали молотить прикладами и сапогами. Он поднял окровавленное лицо. Сквозь розовую пелену, застилавшую глаза, едва различались безликие фигуры в пятнистой форме. Они что-то кричали на незнакомом языке, суетились, пытаясь поднять пленных с земли и заставить их двигаться. Парень с глубокой дырой вместо живота стонал, пытаясь опереться на локоть, его рвало. Запах крови смешивался с удушливой вонью обувной кожи, пороховой гари и с незнакомыми запахами чужой земли. В смутном предрассветном тумане плавно скользили силуэты машин, зубцы поросших лесом гор сжимали поляну со всех сторон.

«Это только сон, — думал Андрей, пытаясь подняться с земли, — это все кончится, как только я проснусь». Но он все не просыпался… Он не мог проснуться, потому что это была явь…

Как он очутился во французском Иностранном легионе, Андрей сам не мог понять. Началось все с того, что он по совету Гарри отправился в развлекательное путешествие, которое ему организовала фирма «Нескучный сад».

Поначалу все складывалось прекрасно: новые города, новые знакомства, соблазнительные подружки всех цветов кожи и всех национальностей, готовые выполнить любое его желание. Он даже посетил Дрезденскую галерею, где персональный экскурсовод тщательно просвещал его относительно различий в колористике живописи раннего и позднего Рафаэля. Все это, конечно, было исключительно познавательно, но довольно скучно. Губкин равнодушно жевал жвачку, тоскливым взглядом окидывая сумрачные лица святых с древних полотен. Он совсем не так представлял себе долгожданную поездку.

В тот вечер Андрей быстро заснул на мягкой кровати в роскошном номере гостиницы. Он спал долгим, глубоким сном без тревожных сновидений, а проснулся на жесткой подстилке, которая мерзко воняла козлом. Было сумрачно. И как-то холодновато, зябко. Подстилка, кажется, валялась на голой земле — пучки сухой травы щекотали мятое со сна лицо. Огромный номер гостиницы сузился до размеров старого «Запорожца», и в нем было темно, как в утробе. И тихо. Только где-то вдалеке глухо позвякивал тоненький колокольчик.

Андрей протер глаза и сел на подстилке. Сквозь смутный треугольник сбоку серел дождливый день. Чтобы окончательно прийти в себя, пришлось высунуть голову через отверстие, и тут Губкину стало нехорошо. Оказывается, он сидел в продуваемом всеми ветрами шалаше, а шалаш стоял на зеленой лужайке посреди грозно шумящего елового леса. Склон горы, плавно спускавшийся вниз, внезапно обрывался над гремящей среди камней горной рекой.

— Где это я, черт подери? — изумился Губкин. Он оглядел себя.

Вместо его любимого чудесного кожаного костюма в духе североамериканских индейцев на нем было надето какое-то полотняное тряпье, в котором дыр было намного больше, чем ткани. Вместо классных шузов на ногах были рваные опорки. У входа в шалаш лежал заскорузлый кнут с гладкой ручкой, отполированной руками до блеска.

Андрюша вылез из шалаша и тут же угодил стоптанным ботинком в коровью лепешку.

— А-а, ось дэ ты, поганец! — откуда-то с небес пророкотал громовой голос, и на спину Андрея обрушился град чувствительных ударов. — Ось як ты дывышься за моею козою! Зараз я тоби всыплю горячих!

Дюжий седовласый детина, подхватив с земли пастуший кнут, в сердцах охаживал ничего не понимавшего певца. Андрей испуганно корчился под градом ударов и только жалко прикрывал руками голову.

— Нэ чипай его, Охрим, — вступился за избиваемого мягкий женский голос. — Цэ ж зовсим нерозумна дытына. Пожалий його, вин же зовсим ума решився, як того неньку вовкы задэрлы.

Это была женщина в меховом гуцульском жилете, цветастом платке и с острой косой-литовкой в руке. Мимоходом вступившись за избиваемого, она прошла по тропинке, скрипя сапогами, и растворилась среди деревьев. Совсем близко послышался глухой топот копыт и мелодичный звон колокольчика — подоспело стадо, состоявшее из коз, овец, коров и двух овчарок, деловито сновавших вокруг скота.

Седовласый сунул в руки Андрею кнут и знаками показал ему, что нужно направлять стадо на выгон — зеленую лужайку, огороженную от леса почерневшими от дождей кольями.

Андрей не мог сообразить, что происходит. Нет, он понимал, что его принимают за полоумного деревенского пастуха, кем он и являлся, судя по одежде. Но почему? Опасаясь кулаков мощного старика, Губкин не решился протестовать, надеясь, что сейчас откуда-нибудь появится его продюсер Гарри и недоразумение быстро разрешится. Он считал, что все это дурацкая неумная шутка каких-то неведомых друзей.

Пока же Андрей лишь осторожно помахивал кнутом и опасливо косился в сторону леса, откуда доносился глухой стук топора, — тот самый ненормальный старик, кажется, неподалеку рубил дрова и одновременно наблюдал за ним из-за деревьев. Гарри почему-то все не появлялся.