Убийство по подсказке (сборник)

– Вы никогда не видели этот предмет? – и Фойл протянул Тейту портсигар. Род повертел его в руках, не сознавая, что оставляет на нем превосходные свежие отпечатки своих пальцев, и вернул инспектору. Отрицательно покачав головой, твердо сказал: «Нет».

– Мистер Тейт, во время спектакля, в первом акте, находясь на сцене, вы подходили к актеру, играющему роль Владимира. Был ли он жив в этот момент или нет?

– Боже, я… я не знаю…

– Вы хотите сказать, что, находясь близко от человека, почти рядом с ним, не в силах сказать, дышит он или нет?

– Но ведь там почти не было света, какой-то полумрак! – воскликнул Род. – Он был загримирован под труп. Владимир должен был играть умирающего человека – полузакрытые глаза, неподвижное, одеревенелое тело… Когда люди лежат, то дышат очень тихо. По сути дела, нельзя определить, дышит в таком положении человек или нет, если только он не страдает одышкой или не храпит во сне. Разве я могу вам сказать – играл ли он роль умирающего или же на самом деле умер? Я вообще об этом тогда не думал. У меня была своя роль…

– Но постарайтесь подумать об этом теперь, – предложил Фойл.

В разговор вмешался Базиль.

– Давайте разберемся во всем постепенно. Когда вы в первый раз вышли на сцену, то сняли верхнюю одежду – шляпу, пальто, перчатки. Насколько я помню, вы снимали все нарочито медленно и сложили свои вещи на стуле. Что, это была ваша собственная идея или так того требует сама пьеса?

– Нет, это была идея Мильхау. Он – режиссер, Леонард в роли Греча должен был второпях вбегать на сцену, на ходу стащить свои рукавицы и засунуть их за пояс, чтобы освободить руки и при необходимости пустить в ход револьвер. – Род улыбнулся. – По мысли Мильхау, полицейский в сцене убийства должен проявлять какую-то дисциплинированную торопливость. Я же, по его замыслу, должен был спокойно войти в гостиную, методически снять верхнюю одежду, аккуратно сложить ее на стуле – то есть представить таким поведением профессионала, который если и торопится, то медленно. Нужен контраст. Понимаете?

– Таким образом, режиссер Мильхау предполагал, что вы должны снять перчатки? – продолжал излагать свою мысль Базиль.

– Да, конечно. – Этот вопрос, судя по всему, озадачил Рода.

– Потом вы вошли в альков и… продолжайте, начиная с этого места.

– Я приблизился к кровати и в этот момент впервые взглянул на Владимира, – продолжал Родей Тейт. – Мне показалось, что он отлично играет. Он действительно умирал, но как он это замечательно делал! Он был абсолютно недвижим, не произносил ни единого слова, даже шепотом. Лицо его было каким-то расслабленным и отрешенным. Обычно когда играешь на сцене мертвого, все время так и подмывает чихнуть – нервы, конечно, – и эта вполне естественная реакция заставляет вас напрягать мышцы лица. Я взял его руку, поднял, чтобы пощупать пульс…

– Ну и вы почувствовали пульс?

– Не знаю! Черт побери, я ведь не доктор! Я, конечно, прошел краткосрочные медицинские курсы, как и все остальные, но я не в состоянии ни найти пульс, ни измерить давление, уверяю вас. Я просто «сыграл», что определяю частоту его пульса. Вообще-то я его не почувствовал.

– Вам не следовало поднимать его руку, – сказал Базиль, – легче найти пульс у человека, когда рука его лежит или свисает с кровати. Была ли его рука тяжелой, как у мертвеца

– Нет, она была расслаблена. Но она и должна быть Слабой, безвольной. Этого требует роль.

– Но она не была одеревенелой?

– Нет, что вы!

– А кожа была теплой?

– Да.

– Что случилось потом?

– Я поднял его правое веко. Ну, как это обычно делают доктора.

– И тем не менее вы не можете сказать, был он жив или нет! – саркастически заметил Фойл.

– Трудно определить, жив человек или уже мертв, когда он находится на грани смерти, – напомнил Базиль инспектору. – Даже опытные доктора, обнаруживающие все признаки смерти, в такие минуты могут допустить ошибку. Скажите, мистер Тейт, двигалось ли глазное яблоко? Расширился ли зрачок?

– Не знаю, не скажу. Я твердо помню, что он изо всех сил старался лежать как можно тише и неподвижнее.

– Ну и что произошло потом?

– Я попросил принести горячей воды и сделал вид, что выписываю рецепт. Затем я открыл хирургическую сумку, вытащил оттуда тот зонд, которым, как вы мне объяснили, настоящий хирург воспользовался бы на моем месте, отвернул стеганое одеяло до ключицы и стал играть сцену «извлечения пули из его шеи». Затем я наложил тампон на то место, где по разработанному сценарию должна находиться рана, – просто кусочек марли, на повязку. В этот момент я вышел из алькова, чтобы посоветоваться с Гречем, что нам делать. Через несколько минут я вернулся к раненому с кувшином горячей воды и с тем лекарством, за которым посылал слугу, сделал вид, что промываю рану, и наложил более плотный тампон. Потом я немного посуетился возле него, пощупал снова его пульс, сделал вид, что вливаю несколько капель лекарства в рот, прошел по сцене, подошел к ее правому краю и громко объявил, что пациент мертв.

– По сцене, к ее правому краю? – уточнил Фойл.

– Да, я подошел к самой рампе, – продолжал рассказывать Род.