– Вы все это занесли в протокол? – внезапно вопросил Фокс. – Все про цвета и атлас?
– Вы велели проявить основательность, мистер Фокс.
– Есть же мера всему, – серьезно возвестил Фокс. – Прошу прощения, мистер Аллейн.
– Вовсе нет, Братец Лис. Спальня, Гибсон.
Но ничего стоящего в подробном отчете Гибсона о спальне Риверы не нашлось, если не считать откровением, что покойный питал пристрастие к черным атласным пижамам с вышитыми инициалами владельца, что, как предположил Аллейн, изобличает его личность, вынося ей окончательный приговор. Гибсон представил добычу из стенного сейфа, и она была должным образом изучена. Аллейн взял себе гроссбухи, а Фокс – стопку писем. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое только шелестом бумаги.
Однако наконец Фокс хлопнул ладонью по колену, и Аллейн, не поднимая глаз, отозвался:
– А?
– Странно, – хмыкнул мистер Фокс. – Только послушайте, сэр.
– Валяйте.
– «Как нежен, – начал мистер Фокс, – первый цвет любви! Как хрупок крошечный бутон, как легко подвержен заморозкам! Касайтесь его нежно, милый мальчик, не то его аромат будет утрачен навсегда».
– Ух ты! – вырвалось шепотом у сержанта Скотта.
– «Ты говоришь, – продолжал мистер Фокс, – что она непостоянна. Но и небо по весне тоже. Будь терпелив. Жди, когда раскроются крохотные лепестки. Если хочешь получить особый «Разговор по душам» и так далее». – Сняв очки, Фокс воззрился на начальника.
– Что вы имели в виду этим «и так далее», Фокс? Почему не продолжаете?
– Тут так сказано. И так далее. Тут текст обрывается. Сами посмотрите.
Он развернул на столе перед Аллейном смятый лист голубой писчей бумаги. Тот был заполнен машинописным текстом с малым интервалом между строками. Наверху листа был штамп с адресом по Дьюкс-Гейт.
– И о чем вы умолчали? У вас же что-то еще есть.
Фокс положил перед ним второе вещественное доказательство. Это была вырезка из газеты, напечатанная на бумаге, какую предпочитают вычурные издания. Аллейн прочел вслух:
– «Дорогой НФД, я помолвлен с молодой леди, которая временами бывает очень нежной, а потом вдруг снова обращается со мной холодно. Дело не в дурном запахе изо рта, потому что я ее спрашивал, а она сказала, что нет и что ей бы очень хотелось, чтобы я не заводил про него разговор снова. Мне двадцать два года, рост у меня пять футов одиннадцать дюймов с головы до ног, и я хорошо сложен. Я зашибаю пятьсот пятьдесят фунтов в год. Я автомеханик первой ступени, и у меня есть виды на повышение. Она считает, что меня любит, но так вот себя ведет. Как мне к этому относиться? Карданный Вал».
– Я бы рекомендовал хорошенькую порку, – сказал Аллейн. – Бедный старина Карданный Вал.
– Продолжайте, сэр. Прочтите ответ.
Аллейн продолжил:
– «Дорогой Карданный Вал. Ваша проблема не столь необычна, как вы, возможно, склонны думать в своих расстроенных чувствах. Как нежен первый цвет любви…» Да, вот опять. Да. Хорошо? Фокс. Вы, похоже, нашли отрывок черновика и законченную статью. Черновик, отпечатанный на писчей бумаге Дьюкс-Гейт, выглядит так, словно лежал скомканный в чьем-то кармане, верно? Минутку.
Он открыл собственную папку, и мгновение спустя письмо, которое выронила из сумочки Фелиситэ в «Метрономе», лежало рядом со вторым. Аллейн склонился над обоими.
– Разумеется, это выстрел наугад, но готов поспорить, машинка одна и та же. Буква «с» несколько расшатана. Все обычные признаки.
– И к чему это нас приводит? – спросил Фокс.
Гибсон, очень довольный собой, кашлянул.
– Это приводит нас к некоторой путанице, сэр.
– Вот именно. Письмо, адресованное мисс де Суз, было напечатано на машинке в кабинете лорда Пастерна на бумаге, которой он пользуется для своей корреспонденции. На машинке имелись только его отпечатки. Я рискнул и спросил его в лоб, как давно ему известно, что Нед Мэнкс и НФД одно и то же лицо. Он не пожелал отвечать, но, клянусь, я выбил его из колеи. Я бы предположил, что он напечатал письмо после того, как увидел, что Нед Мэнкс вставил в петлицу белую гвоздику, пометил письмо «Доставлено почтой» и подбросил на столик в холле, где оно было обнаружено дворецким. Идем дальше. Не так давно Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт, и, думаю, разумно будет предположить, что он пользовался тамошней печатной машинкой и голубой писчей бумагой в кабинете, когда набрасывал заметки для своих тошнотворных статеек НФД для «Гармонии». Значит, черновик был напечатан Мэнксом. Но насколько нам известно, Мэнкс познакомился с Риверой только вчера вечером и, так уж получилось, по выражению Уильяма, съездил его по уху, потому что Ривера поцеловал не мисс де Суз, а мисс Уэйн. Так вот, если наши догадки верны, как и когда, черт побери, Ривера мог завладеть черновиком Мэнкса с галиматьей НФД? Не прошлым вечером, потому что мы извлекли его из сейфа Риверы, а он к себе не возвращался. Ответьте-ка на это, Фокс.
– Одному богу известно.
– Во всяком случае, не нам. И если мы это выясним, то увязывается ли это с убийством Риверы? Ладно, вперед, ребята, вперед.
Он вернулся к гроссбуху, а Фокс – к связке бумаг. Наконец Аллейн удивленно протянул: