Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Возбуждена? – предположил он, и она ответила, что Фелиситэ была приятно возбуждена. Она радовалась предстоящему вечеру в клубе со своим кузеном Эдвардом Мэнксом, к которому была сердечно привязана, и полна ожиданий, каким будет представление в «Метрономе».

– После этого разговора вы пошли в комнату леди Пастерн, так? У леди Пастерн была ее горничная. Горничную отослали, но прежде она успела услышать, что мисс де Суз очень возбуждена и что вы хотели бы переговорить об этом с ее матерью.

– Опять. Слуги!

– Любой, кто готов говорить правду, – отозвался Аллейн. – Было совершено убийство.

– Я не говорила ничего, кроме правды. – Губы у нее дрожали, и она крепко их сжала.

– Хорошо. Тогда давайте продолжим?

– Мне решительно нечего вам сказать. Совершенно нечего.

– Но по крайней мере вы можете рассказать мне про семью. Вы же понимаете, что в настоящий момент моя задача заключается не столько в том, чтобы найти виновного, сколько в том, чтобы очистить от подозрений тех, кто, возможно, был связан с Риверой, но не имеет отношения к его убийству. А это касается ряда членов данного семейства. Меня интересуют взаимоотношения в доме, как частного, так и общего порядка. Ведь вы в вашем положении…

– В моем положении! – шепнула она с подавленным презрением и почти беззвучно добавила: – Что вы можете знать о моем положении?

– Я слышал, вас прозвали контролером дома, – любезно отозвался Аллейн и, не услышав ответа, продолжил: – Как бы то ни было, оно многолетнее и во многих смыслах доверительное. Для мисс де Суз, например, вы доверенное лицо. Вы ведь, по сути, ее воспитали, верно?

– Почему вы все время спрашиваете про Фелиситэ? К Фелиситэ это не имеет никакого отношения! – Встав, она повернулась к нему спиной и начала переставлять безделушки на каминной полке. Он видел, как ее ухоженная и очень белая рука оперлась о край полки. – Боюсь, я не слишком хорошо себя повела, верно? – пробормотала она. – Но вашу настойчивость я нахожу докучной.

– Потому что в настоящий момент ее предмет мисс де Суз и шильце?

– Разумеется, мне не по себе. Тревожно думать, что она хотя бы в какой-то мере замешана. – Опершись локтем о полку, она опустила голову на руку. С того места, где он стоял позади нее, Аллейну она показалась женщиной, которая остановилась передохнуть и погрузилась в праздные размышления. Ее голос доносился приглушенно из-за ссутуленных плеч, словно она прижимала ко рту ладонь. – Наверное, она просто оставила его в кабинете. Она даже не обратила внимания, что держит его в руке. Когда она поднялась ко мне, его при ней не было. Оно не имело для нее решительно никакого значения. – Она повернулась к нему лицом. – Я кое-что вам расскажу. Я не хочу рассказывать. Я приняла решение, что не желаю участвовать в этой истории. Мне она отвратительна. Но теперь я понимаю, что должна вам рассказать.

– Верно.

– Дело вот в чем. Вчера вечером перед обедом и во время него мне представилась возможность наблюдать за этими… за двумя мужчинами.

– За Риверой и Морено?

– Да. Это были экстраординарные особы, и, полагаю, в какой-то мере я была заинтересована.

– Разумеется. Во всяком случае, Риверой.

– Не знаю, какие пересуды слуг вы слушали, инспектор Аллейн.

– Мисс Хендерсон, я достаточно услышал от самой мисс де Суз, чтобы понять, что между ними существовало своего рода соглашение.

– Я наблюдала за этими двумя мужчинами, – сказала она, словно он и не открывал рта, – и сразу поняла, что между ними существует неприязнь. Они смотрели друг на друга… не могу это описать – враждебно. Разумеется, оба они были невероятно вульгарными и грубыми. Они едва обращались друг к другу, но за обедом я снова и снова замечала как один, дирижер, злобно смотрел на второго. Он много говорил с Фелиситэ и лордом Пастерном, но слушал…

– Риверу? – подстегнул Аллейн.

Она словно бы не могла заставить себя произнести ненавистную фамилию.

– Да. Он слушал его так, словно возмущался каждым его словом. От любого из нас это было бы вполне естественно.

– Ривера был настолько оскорбителен?

Ее лицо фанатично вспыхнуло: наконец появилось что-то, о чем она была готова говорить.

– Оскорбителен? Да он был… просто за гранью приличий. Он сидел рядом с Карлайл, и даже она была смущена. По всей видимости, она его привлекала. Это было совершенно отвратительно.

Аллейн подумал с неприязнью: «И что еще за этим стоит? Обида? Что Карлайл, а не Фелиситэ очаровала мерзкого Риверу? Праведное возмущение? Или что-то более серьезное?»

Она подняла голову. Ее локоть все так же опирался на каминную полку, но руку она теперь протянула к фотографии Фелиситэ в бальном платье. Чуть сместившись, он увидел, что ее взгляд и впрямь прикован к фотографии. Глаза Фелиситэ под украшением из перьев в прическе смотрели с остекленелым отвращением (что многое говорит о непреднамеренном влиянии мистера Джона Гилгуда[47]), характерным для гламурных фотоснимков. Мисс Хендерсон заговорила снова и теперь обращалась словно бы к фотографии: