Убийство после сдачи номера в печать

— Два часа. Самый лучший. Только что привезли из Америки.

Вполне возможно, подумал Альбер.

Женщины выглядели слишком красивыми и свежими для того, чтобы фильм был французским. Режиссеры аналогичной французской художественной продукции отдавали предпочтение постаревшим, перекрашенным сучкам с колючими глазками. Эти обожали черные кружева и высокие кожаные сапоги. А в американских фильмах можно увидеть таких девушек, которые вызывают желание у нормального мужчины.

Он глянул на часы. Какого черта делают такие длинные фильмы? Стараясь поскорее выбраться из вестибюля, Альбер потрясенно обнаружил, что точно так же опускает глаза, как те, в костюмах, что выходили с предыдущего сеанса. Он остановился, поднял взгляд и осмотрелся. На него никто не обращал внимания. Он перешел на другую сторону улицы и сразу вернулся в зиму. Эта сторона была теневой, и театр, казалось, тоже источал холод.

Главный вход был закрыт, касса еще не работала. Здесь Альбер тоже принялся разглядывать выставленные в витрине фотографии. Ухмыляющийся мускулистый негр с барабаном. Изображенные в прыжке мужчины в белых брюках с обнаженными торсами. Длинноногие женщины, трясущие задами. В середине девушка с расставленными ногами, откинутой назад головой, с выражением экстаза на лице. Ее легко было узнать и на других фотографиях: она была изящнее, гибче, пластичнее остальных. И улыбалась прямо в объектив, словно встала перед камерой лишь для того, чтобы Лелак однажды смог ею полюбоваться.

Он отправился искать запасной вход. Не торопясь, фланирующей походкой прошел первые несколько метров, потом ускорил шаги. Серое здание театра с закрытыми дверьми оказалось неожиданно большим. Каждые десять метров с афиш «Кариоки» над Альбером смеялся знакомый уже ему кругленький задик — вот дурак, не в ту сторону пошел, теперь придется напрасно огибать все здание! Поравнявшись с десятой афишей, Лелак возненавидел этот зад. Ненавидел, но не мог отвести от него глаз. Повесили бы афиши с той тоненькой девушкой!

У двадцать седьмого зада он наконец увидел открытую дверь. Она вела в темный коридор, а оттуда надо было карабкаться вверх но крутой лестнице. Альбер прошел несколько метров по коридору, ожидая, что его кто-нибудь окликнет. Коридор был пуст, ему послышалось, будто в противоположном конце его гудели машины.

Он вернулся к лестнице. Все это напоминало приключенческие фильмы его детства. Сейчас раздастся визг, и с верхушки лестницы ему на шею свалится труп. Он мысленно расцвечивал картину, чтобы она была как можно абсурднее. Ему ужасно хотелось вытащить пистолет, прежде чем ступить на лестницу. Альбер почувствовал, что смешон. Он двинулся вверх, шагая через две ступеньки. Из-за резиновых подошв его башмаков создавалось впечатление, будто он крадется. Лелак покашлял, чтобы услышать хоть какие-то звуки, но от этого на лестничной клетке словно стало еще тише. Он добрался до нового коридора, такого же вымершего, как и тот, что на первом этаже. Полез дальше. Еще один этаж, а потом лестница кончилась.

Альбер остановился, тихо выругавшись. Надо бы повернуть назад, сбежать по этой проклятой лестнице, выйти на улицу, обратно на улицу де Розьер, зайти в кино, полюбоваться на ту славненькую, коротковолосую. На одном из снимков девушка определенно была очаровательной. Лелак заглянул в коридор, издалека доносились чьи-то голоса. Коридор был мрачным, пустынным, с облупившимися выкрашенными белой краской стенами, дешевым вытертым ковром. Крутые повороты вели в неизвестность, по углам были расставлены пепельницы. Альбер попытался открыть одну за другой несколько дверей, но они оказались запертыми. Он пошел дальше. Тут ему пришлось спуститься на несколько ступеней, повернуть направо и вновь спуститься по железной лестнице. Он оказался в зале ожидания или вестибюле. Широкие красные кресла из искусственной кожи, маленькие столики для курения, огромные зеркала, кофейный автомат, несколько дверей.

Альбер поискал в кармане деньги и подошел к автомату. Это была старая, облезлая конструкция, точно такая же, как у них в Главном управлении, что сломалась сегодня утром. В зале жарко топили. Альбер почувствовал, что начинает потеть, и расстегнул пальто. Бросил в автомат деньги и принялся ждать. Он не услышал ни знакомого треска, ни гудения, ни стука падающего на место стаканчика, ни звука капающего кофе. Пнув автомат, он ударил его сбоку ладонью и в сердцах добавил еще — разок кулаком. В металлической коробке что-то задребезжало, и Альбер, испугавшись, отошел. Рукавом пальто вытер лоб, решительными шагами подошел к одной из дверей и толкнул ее. Он очутился в мужском туалете. На миг мелькнула мысль, не воспользоваться ли случаем, но даже на это у него не хватило терпения. Он вышел и шагнул к другой двери. Медленно отворил ее, осторожно заглянул. На него уставился знакомый зад.

Танцовщица, стоявшая к нему спиной, держала в руках трусики. Обнаженная, мускулистая, с кожей цвета какао.

— Простите, — тихо пробормотал Альбер.