Убийство после сдачи номера в печать

— Вероятно. — Лелак попытался выдавить из себя извиняющуюся улыбку.

— Посмотрю, что тут можно сделать. Позвоните после полудня.

Он повернулся и ушел, не назвав своего имени. Альбер досадливо махнул рукой и подошел к курящему у стены высохшему желтолицему старику.

— Не знаете, как фамилия доктора, с которым я сейчас разговаривал?

Старик, глубоко затянувшись, подумал.

— Нет.

Секунду Альбер постоял, посмотрел на старика, наслаждавшегося одной из последних своих сигарет, на дверь, за которой лежит Риве, на длинный коридор и уныло шаркающих ногами больных, и его охватило желание бежать, мчаться отсюда, пока на него на напялили пижаму, не уложили на койку, не засунули в него трубочки, пока мышцы его не стали дряблыми, а зубы не выпали. Прочь отсюда, пока он в силах, прочь, пока можно оборачиваться вслед женщинам на улицах, любоваться красивыми девушками, и не обижаться, когда они смеются над ним. И нужно пойти на завод «Фармацит», выяснить, почему попал с инфарктом в больницу тридцатилетний мужчина после не такой уж длинной пробежки.

* * *

— Шарль, старина! Какими судьбами?

Высокий красивый молодой мужчина с намечающимся брюшком стоял перед ними в редакционном коридоре. Он был одет в коричневые суконные брюки и клетчатый спортивный пиджак. У него были широкие плечи и крупные мускулистые руки, почти такие же, как у Буасси.

— Дело Дюамеля, а? Не знал, что ты ведешь. Пошли, выпьем чего-нибудь!

Буасси, засунув руки в карманы, делал вид, будто скучает. Давно он не чувствовал себя так хорошо. Он никогда раньше не видел Бришо смущенным. Сейчас он знал и причину этого.

Коллеги считают его, Буасси, идиотом, думают, он только и умеет, что машину водить, а он их насквозь видит. Даже этого великого умника Шарля. Спрашивается, почему у него такая хорошая пресса? Конечно, без разрешения начальства нельзя делать заявления для печати. Но разве виноват тот, у кого друг журналист? Нельзя разве выпить с ним иногда по стаканчику винца?

— Мой коллега Буасси… А с ним мы учились вместе в университете. Андрэ Ле… — он проглотил конец фамилии. Впрочем, с кем только Шарль вместе не учился!

— Как ты сказал? Ле…

— Леметр, — закончил молодой человек.

— Ага. — кивнул Буасси. Ему не терпелось рассказать обо всем Альберу.

Леметр один из самых известных уголовных репортеров. Корентэн читает его сообщения, как главный режиссер «Комеди Франсез» театральные рецензии. Леметр по меньшей мере на четыре года моложе Бришо. Если они и учились вместе в университете, то вряд ли были друзьями.

— Ладно уж, — вздохнул Шарль. — Действительно, занимаюсь делом Дюамеля. Ты знал этого типа?

Леметр пожал плечами.

— Встречался с ним несколько раз. Несимпатичный субъект, откровенно говоря, я и сам бы охотно надавал ему оплеух. Ну, идем, нечего топтаться тут посреди дороги.

Леметр потащил их за собой по коридору к лифту. Они спустились на один этаж. Там находился кабинет журналиста. Коричневая и цвета яичной скорлупы клетка, письменный стол, заваленный рукописями, экран и клавиатура компьютера, на стенах и двери полицейские циркуляры.

Леметр бросился на стул, стоявший за письменным столом и вытащил из ящика стаканы. В распоряжении гостей были два пластиковых полушария, они подозрительно зашатались, когда Шарль и Буасси опустились в них.

— «Скотч» пойдет? — Леметр откинулся на стуле и откуда-то из-под окна вытащил бутылку. Налил и задумчиво уставился на стакан. — Славный старина Дюамель. Нам действительно следует первыми написать об этом деле, как только оно прояснится.

Шарль махнул рукой.

— Жаль только, что придется делать из него героя. Мученика прессы. Бррр! — Он проглотил виски и снова налил. — Он был хорошим журналистом?

— Да какой он журналист! Работал в спортивном отделе. Это тебе что-нибудь говорит? Едва знал алфавит. Получал премию, если в одной фразе мог правильно согласовать подлежащее со сказуемым и в одну статью вставить только двадцать обширных фраз.

Буасси заерзал. Он был восторженным почитателем Дюамеля.

— А его разоблачения? — с торжеством в голосе спросил он.

— Разоблачения? — Леметр с удивлением поглядел на него.

— А вы знаете, почему сидит на скамейке для запасных игроков никому не нужный футболист, когда лучшие играют? И о прочих подобных делах? Дюамель писал о всяких махинациях и о том, что за ними скрывается, — сказал Буасси. — Он их расследовал.

— Вы тоже расследуете, но вы ведь не журналисты. Дюамель был настырным, назойливым эгоистом, который усердно собирал данные обо всех, с помощью шантажа, обмана и денег заполучал информацию, а потом продавал ее, словно она была важной. — Леметр поднял огромную руку. — Как бы не так, расследовал! Всегда вращался в одном и том же кругу. Вы знаете, сколько у нас известных спортсменов, за которыми стоит следить? Сто, двести.

...

* * *

— Не знаю, — быстро ответил лысый. — Личным составом занимается мадемуазель Турнуа в четвертой комнате. Еще что-нибудь?

— Да-а — ответил Альбер. — Есть и еще кое-что. До своей смерти здесь работал человек по имени Гастон Параж. Каков был круг его обязанностей?

Директор развел руками.