— Очень. — Они помолчали, обдумывая ситуацию. Один размышлял о том, что обнаружит анализ, другой о том, что и сам не знает, почему он попросил об этой любезности. — Завтра я зайду, — пообещал Лелак.
Когда он вышел из будки, Елисейские поля словно похорошели.
Может, все-таки правы иностранцы?
Глава шестая
На сей раз бразильцы казались совсем не такими воинственными. Теперь в фойе театра сидели улыбчивые, прилично одетые молодые люди; среди них выделялся господин в светло-сером костюме — импресарио ансамбля. Он бегло говорил по-французски и по-английски, лишая Бришо возможности блеснуть своими познаниями в испанском. Четверо мужчин, с которыми дрался Альбер, сидели рядом бок о бок. Все четверо были в ярких, цветных рубашках и потертых джинсах, темные ботинки начищены до блеска.
Тоненькая, темноволосая девушка пристроилась рядом с импресарио. На Альбера она не глядела, внимательно изучая собственные руки с длинными, узкими пальцами. Шарль расположился по другую сторону стола, поставив возле себя «дипломат» и положив на колено толстый блокнот для стенографических записей. Больше всего Альбер завидовал умению Бришо стенографировать. Рядом с Шарлем замер Буасси в позе преданного телохранителя, стиснув свои мощные кулачищи. Вдруг да парням снова вздумается затеять потасовку. Впрочем, за Шарля вряд ли стоило беспокоиться.
Наконец Бришо заговорил. По-испански. Альбер посмотрел на него с искренним восхищением: подумать только, какое упорство! Шарлю ответил танцор со шрамом, и все рассмеялись. Девушка бросила взгляд на Альбера и вновь потупила глаза. Лелак склонился к господину в светлом костюме.
— О чем речь?
— Ваш коллега поинтересовался, отчего они набросились на вас. Жоржи ответил: им показалось, будто вы вышли из женской артистической.
— Но я действительно вышел оттуда.
— Все равно, только не заявляйте об этом во всеуслышание, иначе они снова на вас набросятся. Они знают, что вышли вы оттуда, но делают вид, будто не знают. Понятно вам? — Импресарио смолк и закивал головой, прислушиваясь к разговору. — Вашему приятелю объясняют, что Луиза — племянница Жоржи, и он обязан присматривать за ней.
— Но ведь она взрослая женщина, черт побери!.. — прошипел Альбер.
— Вам этого не постичь, мосье. В тех краях, откуда родом эти танцоры, девушке легко сбиться с пути. И потому они очень и очень заботятся о своей репутации. Луиза блюла свою непорочность. Понимаете?
Альберу вспомнились кокетливые жесты девушки, ее заговорщицкая улыбка, и он едва сдержал ухмылку.
— Разумеется, у нее могут быть ухажеры, но лишь те, кого выбирает она сама, кто ей по сердцу и у кого серьезные намерения. — Импресарио снова умолк, прислушиваясь к Бришо. — Простите, — громко сказал он. — По-моему, на эти вопросы отвечать должен я. Ансамбль состоит из восьмидесяти человек. Но мы привезли с собой сорок музыкантов, женскую труппу, солистов, танцоров-мужчин, а также свой технический персонал: костюмера, гримера, осветителей, так что в общей сложности набирается около ста человек.
— Зачем так много?
Импресарио улыбнулся — привычной, заученной улыбкой.
— Да, этот вопрос нам задают постоянно. Для исполнения настоящей самбы достаточно нескольких музыкантов и одной танцовщицы. Но мы не ограничиваемся только самбой. В этом отношении мы похожи на любой из широко гастролирующих фольклорных ансамблей мира. Мы должны продемонстрировать зрелищность, яркость красок, вихревой танец кордебалета, пестроту костюмов, красоту полуобнаженного тела — для чего необходим большой коллектив. Простоватый народный танец становится стилизованным, в музыкальное сопровождение мы включаем популярные фольклорные мелодии, вместо двух барабанов звучат два десятка… — Он покачал головой. — Не можем же мы представлять Бразилию двумя барабанщиками и одной танцовщицей!
— Сколько человек присутствовало на приеме?
— Всего?
— Из ансамбля.
— Человек тридцать. Солисты и несколько девушек из кордебалета в качестве, так сказать, живописного оформления.
— Почему же сейчас их нет здесь? — Голос Бришо обрел жесткость. — Ведь я просил собрать всех, кто мог познакомиться с Дюамелем.
— Девушки не имеют права знакомиться с посторонними лицами, им это категорически запрещено. Если какая-либо из них будет замечена в подобном, то моментально вылетит из ансамбля. Кстати, никаких иностранных языков они не знают. Так что на приеме они держались стайкой и пересмеивались между собой. Разумеется, я не говорю о солистках.
— А почему солистки составляют исключение?
Импресарио пожал плечами.
— Они независимые артистки и вольны вести себя, как пожелают.
— Сколько же у вас солисток?
— Двое. Сеньорита Кампос и сеньорита Рамирес.
— Почему здесь нет сеньориты Рамирес?
— Э-э… — Импресарио достал чистый, белый носовой платок, взглянул на него и рассеянно сунул обратно в карман. — Ручаюсь, что она не встречалась с господином Дюамелем. Дело в том, что она весь вечер провела со мной.
— Возможно, она видела.
— Нет. Я лично не видел и уверен, что она тоже ничего не заметила.
— Это она изображена на афише? — поинтересовался Альбер.