Еще неделю назад самая сложная проблема Мари Фемер заключалась в подборе мохнатых полотенец для Жаклин Кеннеди в связи с ее посещением ранчо Джонсона в Техасе. Ныне ей предстояло справиться с текстами шестидесяти телеграмм Джонсона главам иностранных государств, не успевшим прибыть в Вашингтон на похороны. Разумеется, Мари не составляла этих телеграмм. Не занимался этим и сам Джонсон. Команда Кеннеди в полном составе предоставила себя в распоряжение нового президента. Мак Банди был срочно вызван из Красной гостиной и усажен за подготовку повестки дня для предстоящей на следующий день встречи с представителями стран Южной Америки. Дик Гудвин писал для президента текст выступления на этой встрече. Ллуэлин Томпсон соответственно готовил проект заявления для встречи Джонсона с Микояном. Алексис Джонсон написал краткие характеристики на всех приглашенных на прием лиц. Прежде чем представить какого-либо деятеля президенту, Раск задерживал гостя ровно на столько, сколько было необходимо для заместителя государственного секретаря или сотрудника протокольного отдела госдепартамента, чтобы прошептать на ухо президенту самые главные сведения из соответствующей биографической справки.
Энджи Дьюка поразило, насколько общее настроение здесь отличалось от атмосферы на втором этаже Белого дома, откуда он только что явился. «Сам воздух здесь, казалось, был заражен энергией. Все было устремлено в будущее».
Сердце самого Энджи по-прежнему принадлежало прошлому, и он предоставил своему аппарату заниматься массой возникающих мелких вопросов. Сам президент чувствовал себя великолепно. Его отнюдь не угнетала растущая гора дел в здании канцелярии президента. Подобно Кеннеди, он любил напряженную работу. Более того, он обожал личные контакты с людьми. Представителей банановых республик и развивающихся стран он встречал сильным рукопожатием и пытливым взглядом. Близких знакомых или лиц, представляющих для него особый интерес, ожидал прием, известный его техасским соратникам как «наложение рук» или «обработка». Во время этой процедуры Джонсон правой рукой энергично тряс руку собеседника, а левой крепко обхватывал локоть гостя и дружески его похлопывал. Вилли Брандт, У Тан, Жан Моннэ и Поль Анри Спаак — все прошли через обряд «обработки», и президент поочередно удостоил их «наложением рук».
К шести часам этот бодрый верзила вынужден был украдкой массировать свою правую руку. Последние гости, поздоровавшись с ним, лавиной устремлялись к накрытым столам в зале Джона Куинси Адамса. В ответ на телефонный звонок французского посла Альфана, интересовавшегося, как обстоят дела, Энджи Дьюк сообщил, что путь открыт и президенту де Голлю не придется ожидать. Президент Джонсон тем временем открыл первое из шестнадцати совещаний на диване с избранными гостями в зале Томаса Джефферсона. Алексис Джонсон предупредил его о необходимости ограничить каждую из бесед не более чем 3–4 минутами. Иначе, предостерег он, может образоваться затор. Так оно и произошло. По словам одного присутствовавшего, «очередь росла с каждой минутой». Мак Банди попытался было ускорить ход событий, но результаты были ничтожными. Поэтому руководитель государственного департамента придумал блестящее, на его взгляд, решение этой проблемы: президенту предлагалось побеседовать со всеми скандинавами одновременно. В зале появились датский кронпринц Георг и премьер-министр Дании Йене Краг, норвежский кронпринц Гаральд и премьер-министр Норвегии Эйнар Герхардсен, шведский принц Бертиль и премьер-министр Швеции Таге Эрландер. Джонсон оказался в роли председательствующего — на заседании Совета Северных стран. Все шло как по маслу, но внезапно на пороге показалась фигура человека, не имевшего ни малейшего желания прохлаждаться за дверьми. В аэропорту Даллеса личный самолет де Голля был готов к полету. Время взлета было назначено на 21 час. Де Голль намеревался быть в своем парижском кабинете через восемь часов — в пять часов утра по вашингтонскому времени.
Войдя в зал своим широким шагом, де Голль прервал совещание со скандинавами. Шведы, датчане и норвежцы повскакали с мест и с возгласами недоумения рассыпались по сторонам. Протиснувшийся вперед Раск поспешил пригласить обоих президентов в свой кабинет. Как гласит запись этой беседы, сделанная самим Раском, государственный секретарь открыл ее словами благодарности в адрес де Голля за его приезд на похороны президента. Де Голль ответил, что он «всегда восхищался президентом Кеннеди и неизменно испытывал к нему глубокое уважение, что смерть Кеннеди является невосполнимой утратой для всего мира и что народ Франции воспринимает смерть Кеннеди как свою личную утрату, словно он был членом их семьи».