Убийство президента Кеннеди

Потом президент зашел в зал заседаний и стал с интересом рассматривать повешенные вчера драпировки. Теребя пальцами красную кайму одной из них, он спросил своего секретаря Эвелин Линкольн:

— Когда мы получим наши?

— Пока будем в Техасе, — ответила она.

— И ковры? — спросил он.

— И ковры тоже, — подтвердила она.

— Хорошо, — сказал он. — Когда мы вернемся, у нас будут новые кабинеты.

Затем он попросил ее вызвать Теда Соренсена, и Тед вошел с текстами речей, с которыми Кеннеди собирался выступить в Техасе. В течение недели они несколько раз пересылали друг другу их проекты. Это был давно заведенный порядок работы, и хотя авторство документов было совместным, на них явно лежала печать президента. Тед усвоил литературный стиль, характерный для первой книги Кеннеди, опубликованной тринадцать лет назад, еще до их знакомства. Президент был озабочен своей речью в Торговом центре. Он хотел быть уверенным, что Даллас поймет то, что он собирался сказать. Они уселись за старый корабельный стол, который Жаклин извлекла со склада Белого дома, надели очки и сидели в напряженном молчании, пока президент сосредоточенно изучал оригинал, а Тед вертел в руках копию текста.

— Хорошо, — сказал наконец президент.

Но далласская «Морнинг ньюс» не сочла бы речь хорошей. Президент собирался сказать магнатам Далласа и их женам следующее:

«В этой стране всегда будут раздаваться голоса инакомыслящих, тех, кто, выступая с критикой, не предлагает ничего взамен, кто видит одни минусы, никогда не видя плюсов, кто видит все в мрачном свете и добивается влияния, избегая ответственности. Подобные голоса неизбежны. В стране слышны ныне и иные голоса — голоса тех, кто проповедует взгляды, целиком оторванные от действительности и совершенно не отвечающие требованиям нашего времени. Согласно этим взглядам, достаточно, видимо, ограничиваться одними словами, не прибегая к оружию; брань равнозначна победе, а мир является признаком слабости». Представление правых, будто «нация потерпит поражение, потому что ее обязательства превышают ее возможности, и будто сила заключается в лозунгах, — скажет он, — есть не что иное, как нелепость». «Сила, — намеревался он резко сказать в заключение, — бессмысленна, если она не опирается на справедливость».

Президент потеребил себя за ухо. Может быть, следовало оживить текст небольшой шуткой. Как будто есть неплохие анекдоты о Техасе. Тед обещал посмотреть свое досье шутливых изречений, а президент позвонил Эвелин:

— Как насчет сводки погоды? — спросил он, помахав прогнозом, который дал ему генерал Годфри Макхью. — Проверьте его.

В 10.42 она вернулась на цыпочках с плохими вестями. Из Техаса поступил новый прогноз. В ближайшие два дня будет жарко.

— Жарко! — воскликнул Кеннеди огорченно и выругался. — Жарко! Жарко! Все платья Джекки уже упакованы, и не те, что нужно. Проклятие! — Он еще раз выругался и гневно встал из-за стола. — Да, Тед. В чем дело?

Не вовремя появившимся посетителем был Тед Рирдон, старейший член ирландского окружения Кеннеди еще с Гарвардского университета, который следовал теперь за Кеннеди повсюду с момента его избрания в конгресс. Рирдон явился с административным вопросом. Рождество и Новый год приходились в этом году на середину недели. Последний раз это было при президенте Эйзенхауэре, и Айк отпускал всех государственных служащих накануне каждого праздника на полдня раньше. Рирдон считал, что это хороший прецедент.

Все еще взбешенный, президент зло на него посмотрел.

— С какой стати давать им дополнительные праздничные дни?

— Но ведь это же рождество, босс! — возразил Рирдон. Босс угрожающе заворчал. О’Доннел сказал спокойно:

— Предстоят выборы…

— А как насчет военнослужащих? — спросил Рирдон с надеждой. — Можно будет их отпустить?

— Ладно, делайте, что хотите, — бросил президент через плечо. — Отпустите их на полдня раньше. Составьте приказ, и я подпишу.

На втором этаже резиденции он почти столкнулся с горничной жены.

— Где Джон? — спросил он.

Через несколько минут обрадованный мальчуган был уже в своем дождевичке и в зюйдвестке. Внизу к ним присоединился агент Боб Фостер с поста секретной службы, «Ф-5», отвечавший за охрану детей. Президент схватил шляпу, и они побежали к посадочной площадке вертолета, где собралось большинство тех, кто отправлялся в Техас, а также группа наиболее преданных доброжелателей, покинувших кабинеты западного крыла для того, чтобы проводить Кеннеди. Стоя с непокрытой головой под дождем, президент сунул в карман анекдоты Соренсена, выслушал о рассеянным видом своего помощника Энди Хэтчера и пробежал глазами несколько срочных бумаг госдепартамента.