Убийство Роджера Экройда

– Умный человек держит свои соображения при себе, верно? – заметил он. – Но вот мы и добрались до конторы мистера Хэммонда.

Поверенный был у себя в кабинете и приветствовал нас в своей обычной суховато-официальной манере. Пуаро сразу перешел к делу.

– Мсье, мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения, если, конечно, я не злоупотребляю вашей любезностью. Вы были поверенным покойной миссис Феррар из «Королевской лужайки»?

Я заметил, что Хэммонд удивлен, но профессиональная привычка одержала верх, и лицо его снова стало непроницаемым.

– Да, все ее дела проходили через мои руки.

– Отлично. Но сперва я попрошу вас выслушать доктора Шеппарда. Мой друг, вы не откажетесь рассказать о вашем последнем разговоре с мистером Экройдом в его кабинете?

– Конечно, нет, – ответил я и принялся излагать события того памятного вечера.

Хэммонд слушал меня с величайшим вниманием.

– Вот и все, – сказал я, закончив свое повествование.

– Шантаж, – задумчиво произнес поверенный.

– Вы удивлены? – спросил Пуаро.

Поверенный снял пенсне и тщательно протер его носовым платком.

– Нет, не удивлен, – сказал он наконец. – Пожалуй, нет. В течение некоторого времени я подозревал нечто подобное.

– Вот поэтому я и пришел к вам. Полагаю, только вы, мсье, можете назвать точные суммы, которые были выплачены.

– Не вижу причины скрывать их, – сказал Хэммонд, немного помолчав. – За последний год миссис Феррар продала некоторые ценные бумаги. Полученные деньги были положены на ее счет в банке, а не вложены в другие акции. После смерти мужа она жила уединенно и тихо, получая большой доход, и мне было ясно, что эти деньги нужны ей для какой-то особой цели. Я как-то спросил ее об этом, и она ответила, что поддерживает бедных родственников мужа. Я не стал больше расспрашивать, но до сих пор полагал, что деньги выплачивались какой-нибудь женщине, с которой был связан Эшли Феррар. Мне не приходило в голову, что в этом могла быть замешана сама миссис Феррар.

– А сумма? – спросил Пуаро.

– Выплачено было не менее двадцати тысяч фунтов.

– Двадцать тысяч! – воскликнул я. – За один год?

– Миссис Феррар была очень богата, – сухо заметил Пуаро, – а за убийство полагается немалая кара.

– Могу я чем-либо еще быть вам полезен? – спросил Хэммонд.

– Благодарю вас, это все, – сказал Пуаро, поднимаясь. – Извините, что побеспокоил вас.

– Нисколько.

Мы распрощались и вышли.

– А теперь о нашем друге Паркере, – сказал Пуаро. – С двадцатью тысячами в руках продолжал бы он служить? Je ne pense pas[38]. Конечно, он мог положить деньги на другое имя, но я склонен поверить тому, что он нам говорил. Если он мошенник, то мелкий. Без воображения. Тогда у нас остаются – Реймонд или… ну… майор Блент.

– Только не Реймонд, – запротестовал я. – Мы же знаем, что даже пятьсот фунтов были для него серьезной проблемой.

– По его словам – да.

– Что же касается Гектора Блента…

– Я могу сообщить вам кое-что о милейшем майоре. Я обязан наводить справки, и я их навел. Так вот, наследство, о котором он упомянул, составляло около двадцати тысяч фунтов. Ну, что вы об этом скажете?

Я был так потрясен, что не сразу нашелся.

– Невозможно! Такой известный человек, как Блент!

– Кто знает? – пожал плечами Пуаро. – Во всяком случае, это человек с воображением. Хотя, признаюсь, мне трудно представить себе его в роли шантажиста. Но есть еще возможность, о которой вы ни разу не подумали, мой друг.

– Какая же?

– Камин. Экройд мог сам уничтожить письмо после вашего ухода.

– Едва ли, – медленно сказал я, – хотя, конечно, не исключено. Он мог передумать.

Мы поравнялись с моим домом, и я, желая доставить удовольствие Каролине, внезапно решил пригласить Пуаро разделить с нами трапезу. Однако женщинам угодить трудно. Оказалось, что у нас на двоих две бараньи отбивные (прислуга наслаждается требухой с луком). Две же отбивные на троих могут вызвать замешательство.

Впрочем, Каролину смутить трудно. Не моргнув глазом, она объяснила Пуаро, что, невзирая на насмешки доктора Шеппарда, строго придерживается вегетарианской диеты, разразилась восторженным панегириком во славу земляных орехов (которых никогда не пробовала) и принялась уничтожать гренки, сопровождая этот процесс едкими замечаниями об опасностях животной пищи. А лишь с едой было покончено и мы сели у камина покурить, она без дальнейших околичностей набросилась на Пуаро:

– Вы еще не нашли Ральфа Пейтена?

– Где я мог найти его, мадемуазель?

– В Кранчестере, – многозначительно сказала Каролина.

– В Кранчестере? Но почему? – с недоумением спросил Пуаро.

Я объяснил ему – не без ехидства:

– Один из наших частных сыщиков видел вас вчера в автомобиле на Кранчестерской дороге.

Пуаро уже оправился от замешательства и весело рассмеялся:

– Ах это! Обычное посещение дантиста. Мой зуб болит. Я еду. Моему зубу становится легче. Я хочу вернуться. Дантист говорит – нет, лучше его извлечь. Я спорю, он настаивает. Он побеждает. Этот зуб больше болеть не будет.

Каролина сморщилась от досады, словно проколотый воздушный шар. Мы заговорили о Ральфе Пейтене.

– Он человек слабохарактерный, но не порочный, – сказал я.