Убийство, шоколад и рояль в кустах

Даниил промолчал, пристально разглядывая шоколадную приму, ее узкое красно-оранжевое платье с перьями, янтарный мундштук, сотню золотых цепей на плоской груди.

– Как живешь, душка? – Хриплым призывным голосом продолжила мадам. Её смоляное гладкое каре красиво закружилось. – Не женился?

– Женился. – Спокойно пожал плечами Даниил.

– Пф-ф! – выпустила из носа кружевной дым Пулькина и повернулась к инспектору спиной, давая понять, что потеряла к нему интерес.

– Скажи-ка мне! – Обратился к ней Толик, все еще рассматривая оскверненный рояль. – Много ли людей знает, что ты арендовала Усадьбу на эти дни?

Шоколадная мадам глубоко затянулась, щелчком сбила пепел на пол:

– В том-то и дело, что не много. Мой зам. Агент по рекламе. Но они оба сейчас в Москве.

– Кто еще?

– Родители. Сестра. И моя команда – шофер и телохранитель Жак. – Она кивнула на смуглого сутулого субъекта. – Две модели – Матильда и Клара!

Пулькина всмотрелась в лица моделей и поправилась:

– То есть Клара и Матильда. Ну, короче, кто-то из них Матильда, а вторая, сам понимаешь, Клара. Я их не могу различать, пока они не в гриме.

Толик тоже с интересом всмотрелся в прозрачные лица моделей. Были они обе – узколицими блондинками с глазами цвета застиранных джинсов, с бесцветными ресницами, небольшими губами, заостренными скулами.

– Ясно. – Вздохнул Толик и жалостливо передернул плечами. – Еще кто?

– Эдик, мой бывший визажист, а теперь еще и фотограф, псих ненормальный. Разумеется, кто-то мог узнать случайно, подслушать, узнать в музее….

– Это понятно. – Толик тяжело задумался. – Письма с угрозами еще были?

– Да. Сегодня утром нашла последнее. На обычном месте – лежало под пепельницей.

Мадам Люба снова раскрыла блестящий мешочек, порылась в нем длинными пальцами с густо-вишневыми ногтями и вынула сложенный вчетверо лист.

Толик выхватил бумагу из ее рук, быстро пробежал глазами. Потом отдал послание Даниилу и снова задумался. Московский инспектор письмо прочитал медленно и внимательно, поглядел сквозь бумагу на свет, заинтересованно потрогал пальцем сгибы.

– Что ты сейчас собираешься делать? – повернулся к мадам Любе участковый уполномоченный.

– Работать. – Резко ответила та и втянула в себя полсигареты. – Время – деньги. Я не могу себе позволить часовую истерику в машине.

Мадам Люба выкинула на пол оставшуюся часть сигареты и полезла в мешочек за следующей. Вдруг, без перехода и предупреждения набросилась на безмолвных моделей:

– Что встали как столбы? Быстро пошли вниз за Эдиком! И чтобы через час были готовы! Уволю обеих, селёдки проклятые!

Девушки резко дернулись с места, на секунду показалось, что на них костяным стуком загремели рёбра. Приседая в коленях на длинных тонких ногах, они выскочили из зала и громко затопали по коридору.

– Уволишь, а кого твой Эдик снимать будет? – насмешливо поинтересовался участковый уполномоченный.

– Ой, можно подумать! – Отмахнулась вновь зажженной сигаретой мадам Люба. – Я и сама часто снимаюсь! Потом Эдик на фотошопе правит. Я очень фотогенична и главное – понимаю, что от меня требуется в кадре. Просто меня одну на всё не хватит.

– Вот здесь ты права. – Согласился Толик и озадаченно посмотрел на часы. – Рассказывай, как планируешь работать.

– Подробно? – удивилась Пулькина.

– Очень подробно! – поднял бровь Толик.

– Хорошо, слушай. – Мадам Люба прошла за рояль и пнула ногой в леопардовой шпильке свернутый в рулон огромный матрас из толстой резины. – Жак надует этот батут и подвинет вот в тот угол!

Пулькина показала сигаретой угол у окна.

– Там красивый фон – рыцари и черный замок. Батут будет накрыт тремя пледами разных шоколадных оттенков. На него, спиной назад, вот с этих двухметровых козел будут падать Матильда с Кларой в развевающихся прозрачных платьях.

– Зачем?

– Затем, что это красиво.

– И долго они будут падать?

– Хоть всю оставшуюся жизнь, пока Эдик не сделает десятка три-четыре удачных снимков.

– Ясно. А потом?

Мадам Люба прошла в дальний угол зала и показала на деревянную банную, в высоту выше метра бочку.

– Потом эти селедки разденутся и залезут вот в эту посудину. В нее будет налита вода и добавлено несколько килограммов растворимого кофе. Они будут изображать, что они в жидком горячем шоколаде. Опять-таки, пока Эдик не скажет, что есть хороший кадр.

– Всё?

– Нет. Видишь этот бак на электрической плитке? – Мадам Люба быстро, как гибкая обезьянка, вскарабкалась на большие двухметровые козлы. На них, у самых перил стояла закрытая покрывалам непонятная глыба. От нее вниз спускался бесконечный электропровод. Она сдернула покрывало, и под ним точно, оказался широкий бак из нержавейки с кнопками и переключателями внизу.

– Вижу.

– В нем целая гора шоколада. Когда мы включим плитку, он быстро станет горячим. Мы выльем его на рояль, и уже на шоколадном музыкальном инструменте закончим сессию.

– И все это за один день?

– Конечно, нет. За день это нереально! Поэтому-то я взяла этот зал до четверга.

В комнату заглянули испуганные модели, держащие в охапке кучу прозрачных тряпок шоколадных оттенков, огромные косметички и щипцы для волос.