Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти

— Прошу прощения, если кажусь вам неуместно назойливым, — спокойно заметил Аллейн. На лице Сесиль появилось выражение надменной обиды. — Вы смотрели или читали пьесу Голсуорси «Справедливость»? Она, конечно, старомодная, но лучше меня объяснит положение людей, которые вольно или невольно вступили в отношения с законом. Один из персонажей, адвокат, говорит: как только колесница правосудия пришла в движение, никто не способен остановить ее ход или заставить изменить направление. Это сущая правда, леди О'Каллаган. Вы очень разумно решили передать это трагическое дело в руки полиции. И тем самым пустили в ход сложный, ни от чего не зависящий механизм. И он, если начал работать, не остановится. В качестве полицейского, которому поручено расследование этого дела, я представляю лишь колесико в данном механизме. И обязан продолжать совершать обороты. Не сочтите меня дерзким, если я скажу, что ни вы, ни кто-либо другой из непрофессионалов не в силах затормозить расследование или как-то повлиять на него. — Аллейн внезапно осекся. — Вы все-таки посчитаете меня дерзким. Не мое дело вести подобные разговоры. Прошу меня простить. — Он по-клонился и отвернулся.

— Я все понимаю, — кивнула леди О'Каллаган. — Прощайте.

— О, чуть не забыл! Вопрос касается некоторого действия в клинике.

Сесиль выслушала просьбу без удивления и тревоги и сразу согласилась на все, что предложил Аллейн.

— Вы, конечно, понимаете, что нам бы хотелось, чтобы и мисс О'Каллаган пришла с вами.

— Да, — произнесла вдова после долгой паузы.

— Мне с ней связаться или… может, вы ее попросите?

— Наверное, так будет лучше. Хотя я бы предпочла избавить невестку от ненужных жестоких испытаний.

— Уверяю вас, это убережет ее от более неприятного.

— Боюсь, я вас не понимаю, но тем не менее по-прошу ее прийти.

Выйдя в коридор, Аллейн немедленно наткнулся на мисс Рут О'Каллаган. Увидев его, она издала какой-то звук — то ли от страха вскрикнула, то ли взмолилась о помощи — и тут же метнулась в гостиную. Секунду назад впустивший ее в дом Нэш был шокирован.

— Мистер Джеймсон дома? — спросил его инспектор.

— Мистер Джеймсон больше у нас не работает.

— Неужели?

— Именно так, сэр. Его обязанности, если так можно выразиться, исчерпаны.

— Ясно. Прощайте.

Реконструкция началась

Четверг, восемнадцатое. Вторая половина дня

До начала реконструкции у Аллейна оставался час. Он выпил чаю, позвонил доктору Робертсу и, узнав, что тот у себя, опять отправился в маленький дом на Уигмор-стрит: собирался, если удастся, застать анестезиолога врасплох, упомянув о собрании в Ленинском зале. Его впустил тот же слуга-коротышка и провел в уютную гостиную, где его ждал Робертс.

— Надеюсь, не доставил много неудобств, — начал старший инспектор, — но вы же сами приглашали как-нибудь зайти.

— Конечно. — Робертс пожал ему руку. — Рад вас видеть. Прочитали мою книгу? — Он смахнул со стула стопку бумаг и подвинул его инспектору. Тот сел.

— Просмотрел. Не было времени как следует вчитаться, но я заинтересовался. Сегодня спозаранку изучал главу, где обсуждается проект закона о стерилизации. Вы разъясняете суть проблемы лучше, чем любой другой сторонник стерилизации, которого мне приходилось читать.

— Вы так полагаете? В таком случае удивитесь, узнав, что, несмотря на то что толкал это дело со всей присущей мне силой и упорством, я не продвинулся ни на шаг. Лишь пришел к убеждению, что большинство тех, кто рвется заправлять в правительстве нашей страны, надо самих признать невменяемыми. — Он визгливо хохотнул и ожег Аллейна негодующим взглядом.

Тот ограничился недоверчивым, но сочувственным мычанием.

— Я сделал все возможное, — продолжил Робертс. — Влился в определенную группу людей с передовыми взглядами. Они уверяли меня, будто не остановятся ни перед чем, чтобы протолкнуть закон через парламент. Изображали великий энтузиазм. И чем все закончилось? — Анестезиолог сделал ораторскую паузу и закончил с отвращением: — Они просили меня набраться терпения и ждать, пока в Британии не забрезжит рассвет эры пролетариата.

Старший инспектор ощутил себя в глупом положении человека, изо всех сил ломящегося в открытую дверь, тогда как доктор Робертс спокойно в нее входит. В душе Аллейн посмеялся над собой.

— Они называют себя коммунистами, — сердито произнес анестезиолог, — но им дела нет до благосостояния общества. Вчера вечером я присутствовал на их собрании и возмущался. Не нашли ничего более умного и конструктивного, как радоваться смерти министра внутренних дел. — Он запнулся и, как уже случалось раньше, впал в нервозность. — О, я, конечно же, забыл — вы этим как раз и занимаетесь. Томс мне только что звонил и спрашивал, сумею ли я сегодня прийти в клинику.

— Вам звонил Томс?

— Да. Вероятно, его попросил сэр Джон. Не знаю почему, — Робертс вдруг смутился, — иногда манеры Томса мне кажутся невыносимыми.

— Неужели? — улыбнулся Аллейн. — Он такой весельчак.

— Весельчак? Вот именно! Но сегодня я счел его юмор неуместным.

— Что он сказал?