Убийство в "Долине царей"

— Дурака валяет. Кашлин — это Шекельграббер номер два, или наоборот. Мы учились на одном курсе, он нас всех и перезнакомил. Из него получился бы хороший ученый, если б не затрахала совдеповская нищета после перестройки. Вот скопит денег и опять в науку сбежит. Все-таки шесть языков знает парень. Кашлин придумал идею этого бизнеса и научно обосновал, — она усмехнулась. — Я чуть замуж за него не выскочила на третьем курсе, теперь жалею страшно. А вы женаты?

— Нет.

— Я люблю холостых мужчин: с ними проще и обмана меньше.

— Вы бы не могли прикрыть бедра халатом, — попросил я, — а то мне прямо не по себе. Все-таки живой я и к тому же сытый.

— Сытый кем?

— Сытый чем.

Она запахнулась, выпила, но стала еще соблазнительней. Она была из тех женщин, которые сводят с ума, одеваясь. Стриптизерша наоборот. (Какой-нибудь владелец теневого ресторана мог бы заработать неплохие деньги на этой моей идее.)

— Кто, по-вашему, позарился на жизнь Шекельграббера? спросил я напрямик.

— Кто угодно, включая его жену, которую я никогда не видела.

— Естественно, она в Нью-Йорке.

— А вы проверьте, не прилетала ли она инкогнито?

— Зачем ей убивать мужа?

— Вы, наверное, Булгакова не читали? Иногда так бывает, что муж надоел, — объяснила она. — Мне, например, однажды сожитель надоел и я его в тюрьму отправила.

Я состроил удивленную физиономию.

— Написала начальнику паспортного стола, что живет мой закавказец без прописки на моей жилплощади — тогда с этим строго было. Но сожитель договорился с начальником полюбовно. Что делать? Я написала на начальника, что за взятки прикрывает бездомных закавказцев, моего в частности. Тут уж начальнику против воли пришлось его выселять за сто первый километр, чтобы свою должность и шкуру спасти, а сожитель перед отъездом побил меня до сотрясения мозгов, и его упекли за изнасилование. Ну, я выздоровела, и синяки зажили до свадьбы… Месяца три назад его выпустили по амнистии. Он ходил тут под окнами, пока я не велела вахтеру погрозить ему кулаком с обручальным кольцом на пальце.

— Он не мог убить Шекельграббера из ревности?

— Мог… И я могла… И меня могли. Но при чем тут документы?

— Вот-вот, документы. Может быть, искали какой-то конкретный компрометирующий документ, а в спешке похватали все подряд?

— Может быть. Мне он ничего не оставлял на ответственное хранение.

— Извините за нескромный вопрос, вам не приходило в голову, что Шекельграббер — шпион?

— Завербованный на телеигре «Поле чудес» в пользу страны дураков? — приходило и не раз. Раз пять примерно. Только за чем у нас шпионить? Мне кажется, сейчас зайди на любой «ящик» или на батарею ПВО, тебе и так все покажут, все расскажут и ксерокс сделают, если свои порошок и бумагу принесешь.

«Черт побери, — подумал я, — а ведь она патриотка в глубине души».

— С кем он дружил из иностранцев?

— Был у него собутыльник Андре Эпюр. Заходил недавно, спрашивал, кому вернуть долг Шекельграббера, какой из жен: мне, той, что в Нью-Йорке, или еще какой-нибудь?

— Чем он занимается?

— Пьет от радости, что фирма не отзывает его из Москвы.

— Может, как-нибудь поужинаем в ресторане домжура? предложил я и поднялся.

— Кстати, вы не поменяете мне десять долларов?

— Только на две пятерки.

Она засмеялась:

— Теперь вижу, что вы не чекист: тот поменял бы, не задумываясь, и купил дочери куклу Барби в шопе. Ладно, телефон у вас есть. Надумаете пригласить — звоните.

В углу коридора я заметил миску.

— Вы держите домашнего зверя?

— Подарили как-то собаку, но мы с ней не ужились. У меня на собаку времени не хватало, и тявкала она ни к селу ни к городу.

Я остался за дверью.

Перед выходом сунул вахтеру пару сотен.

— Ты давно здесь?

— С месяц.

— А твой сменщик?

— Завтра он будет с девяти, мы через сутки…

Будильник заверещал в пять утра. Стоило определенного геройства поднять тело с кровати и передвинуть к ванной. Я уже забыл, что такое вставать по сигналу, разленился от безработицы и ничегонеделания, но надо ехать в Армянский переулок и поговорить с Заклепкиным, обнаружившим тело Шекельграббера. Пришлось уговаривать себя, так как организм, поработив разум, уверял, что к пенсионеру можно просто зайти в любое время суток и вовсе необязательно караулить его в подворотне.

Твердым духом я одолел ленивый организм и через час обнаружил Заклепкина: угадать в переулке пенсионера с собакой среди редких прохожих не составило труда. Минут пятнадцать я затратил на восхищение пуделем, который успел нагадить под тремя машинами. Я подумал, что и к машине Шекельграббера его привела нужда, а не собачий нюх.

Хотя прошло два месяца, старик много помнил: жизнь его явно обеднела на события.

— Вот здесь она стояла, припаркованная по всем правилам, — показал он.

— А вы не заметили чего-нибудь необычного? Следы у машины, сорок пятого размера? Кровь на снегу? Незнакомого прохожего в грузинской кепке? Тут, наверное, одни и те же по утрам проходят.

— Я же говорил оперу: ноги покойник поджал под себя.

— Ну да, я читал протокол. Что тут необычного?