— Хорошо, — Уинстон окинул взглядом каморку. На столе лежала растрепанная груда газет, поверх нее было брошено письмо. Проводник вдруг смутился и засуетился, пытаясь отгородить от него Уинстона. Натан невозмутимо протянул руку и взял мятый листок.
— «Любимый мой Алекс…» — прочитал он и отбросил письмо, потеряв интерес.
Вопросы очень скоро иссякли. Теперь оставалось только ждать вердикта доктора Неттлби.
Уходя с железнодорожного узла, Уинстон слышал, как Оукпорт отдавал Берчтону и Александру суровые указания. Оставаться дома, поменьше выходить в город, не отвечать на расспросы и держаться поближе к телефонному аппарату. Ах, у вас нет телефонного аппарата, мистер Холлихэм? В таком случае проверяйте почту каждый час, вас могут вызвать на допрос в любой момент…
Если Уинстон что-то смыслил в репутации, незыблемая солидность Пульской железнодорожной компании должна была ощутимо пошатнуться.
В сыск они вернулись к обеду. Отказавшись от положенного пирога с чаем — на муке казенные повара экономили, а вместо чая предлагали какую-то малоприятную траву, — Уинстон засел у окна с костюмом Минтона в руках.
Он осмотрел каждую пуговицу на дорогой тройке, на рубашке и подтяжках, запустил руку в каждый кармашек. Распорол бы и швы, если бы они прощупывались чуть хуже. И ничего не нашел.
— Что ты ищешь?
Скрипнула дверь. Натан вернулся с обеда. Плюхнулся на свой стул, неохотно пододвинул печатную машинку и заправил в нее чистые листы.
— Не знаю точно… — пробормотал Уинстон. — Я не пойму, чем пахнет его костюм. Мятно-валериановые капли… ну-ка подойди. Не чувствуешь?
Натан покорно встал из-за стола и склонился над ворохом темно-зеленой ткани. Пару раз дернул носом.
— Нет. Или да… Не знаю. Это ты у нас по части запахов, Уинс, — буркнул он, возвращаясь.
— Совсем ничего не чувствуешь?
— Духи какие-то. Не знаю. Даже если и так, что это дает? Духи, мятно-валериановые капли… От всего этого не умирают.
Обычно Уинстон находил весьма полезным, когда его одергивали, не давая увлечься построением нелепых домыслов. Но не в этот раз.
— Подождем, что скажет доктор Неттлби, — сказал он. — За годы работы в сыске, друг мой, тебе следовало понять, что умереть можно от чего угодно. Лишь бы удар был нанесен в правильную цель.
В ответ донесся тяжкий вздох и застрекотала печатная машинка. Натан ненавидел составлять протоколы.
Телефон разразился дребезгом под вечер. Уинстон снял трубку, останавливая нахально подрагивающие половинки звонка.
— Ну что ж, кое-что я выяснил, дорогой мистер Сэйджхэм, — сообщил доктор Неттлби. — По всей видимости, наш потерпевший умер от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Проще говоря, сердце прихватило. Подробнее сказать пока не могу.
Так вот почему все пропахло мятно-валериановыми каплями…
— Сейчас мы проверяем, нет ли в крови Минтона каких-либо ядов, вам придется подождать еще пару дней, — закончил Неттлби.
— Спасибо, — выдавил Уинстон и повесил трубку.
Значит, все-таки сердечный недуг…
Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Если ядов не окажется, то дело придется закрыть. Естественная смерть. Никакого преступления.
Но почему-то Уинстон не испытывал привычного удовлетворения от того, что все прояснилось. И спустя пару мгновений он понял почему.
Сердечный недуг — был, запах мятно-валериановых капель — тоже. Значит, ему, Уинстону, не почудилось, Минтон действительно принимал самое распространенное лекарство. Может быть, пролил на костюм, оттого и сохранился на дорогом твиде резкий стойкий аромат.
Но пузырька из-под капель нигде не было.
Ни в вещах, ни в карманах, ни в купе.
Часть 2
Мехмастер Антонио Климетти хандрил и терзался подозрениями. Терзался подозрениями и хандрил.
И оттого работа не клеилась, редкие клиенты спешили закончить беседу и покинуть приемную, а подмастерья бесстыдно дышали перегаром от дешевого портвейна.
А дела шли хуже некуда. И стоило впереди блеснуть искорке надежды, как она сразу угасла.
На родине, в Лации, Антонио был знаменит. К нему обращались за уникальными устройствами и механизмами. Потолочные часы с маятником, имитирующим Луну? Робот, способный подметать пол и драить стены? Крошечный механический котенок, который будет резвиться в экстравагантной прическе главной модницы Ромы, пока не кончится завод? От работы Антонио получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Потом на горизонте замаячила война. Он поспешил покинуть Рому. Он терял вдохновение в атмосфере тревоги и страха.
Но вторая родина тоже увязла в войне. Клиентов становилось все меньше. Владельцы крупных капиталов пару раз интересовались Антонио, обещали запустить массовое производство — то уборочных роботов, то заводных вентиляторов. «Если их раскупят, маэстро, мы с вами озолотимся, и это будет только начало!»
Но потом они исчезали… Спустя месяцы Антонио узнавал, что они вложились в выпуск снарядов, танков и дальнобойных ружей. И долго не мог вернуться к работе, остро чувствуя собственную бесполезность и приканчивая остатки лацийского вина. Запасы, привезенные из Ромы, иссякали слишком стремительно, и от этого меланхолия Антонио делалась еще чернее.