Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]

— Да! Свадебный подарочек! — задумчиво протянул Григорьев.

Великанов решил вклиниться в разговор.

— Теперь сниться будут!

— Кто? — не понял Кобрик.

— Покойники! Умерли без покаяния! Без отпущения грехов.

— Сомневаюсь, что они были верующими! — сказал Кобрик.

— У всех душа есть: у верующих и неверующих! — назидательно поучал Великанов.

— Я с себя вины не снимаю!

— Теперь тебе придется пить за троих. За себя и за того парня! — вздохнул Великанов, жалея, что нельзя выпить, душа требовала.

— Я не пью! — сказал Кобрик. — Мозги жалко!

— У, ты-ы! — удивился Великанов. — Скажи: «Сука буду!»

— Не пью, говорю тебе!

— Ты у нас образцово-показательный какой-то! Жена не нарадуется. А моя меня каждый день пилила: «Не пей — в тюрьму попадешь!» Накаркала, ворона!

— И моя как в воду глядела! — вздохнул Кобрик. — «С тобой опасно ездить, того и гляди в аварию попадешь!»

— Накаркала! — смачно подтвердил Великанов. — Бабы — они все ведьмы! Только многие об этом не знают. Моя ведьма рада небось. Избавилась!

— Я тоже не знаю, — вздохнул Кобрик, — будет ждать меня моя или нет?

— Моя будет! — злился Великанов. — Держи карман шире! Сразу же на развод подаст и через полгода выпишет из квартиры. Мне впаяют год-полтора, а по закону если больше шести месяцев дают, то разрешают выписывать. Московскую прописку теряешь!

— Ну, меня-то отец пропишет!

Кобрик повеселел от ощущения, что у него, оказывается, не все потеряно, он не одинок в этом жестоком мире.

— Чего это он носится? — спросил Кобрик у Григорьева, глядя на Хрусталева. — Красивый какой парень!

— Не повезло! Дуриком таким влетел, что смешно! У нас любого могут посадить.

— Тебя же тоже ни за что посадили! — посочувствовал Кобрик.

— Со мной разговор особый! Я даже кума не интересую. Кустарь-одиночка.

— Как Рудин, в одиночку работаешь? — наивно спросил Кобрик.

— Много будешь знать, не состаришься! Кузин хорошо сказал. Его Айрапетян выпытывал, где тот свои миллионы прячет. Так он ему ответил: «Я органам этого не сказал, неужто тебе доверю?»

— Понял, вопрос снимается!

Хрусталев заметил взгляды в свою сторону и подошел к ним.

— Перемалываете мне косточки?

— Красивый, говорит, ты парень!

— Голубой, что ли? Если тебе нужна жопа, то договорись с Поворовым. Он у нас сладенький!

— Не заводись! — утихомирил его Григорьев. — Мы совсем другое обсуждали.

— А именно?

— Я уговариваю Кобрика пару слов передать на волю. Его не сегодня-завтра отмажут…

— Уговорил? — не поверил Хрусталев, но огонек надежды зажегся в его глазах.

— Уговорил! — Григорьев посмотрел на Кобрика, и тот его понял.

— Я тоже надеюсь, что меня отмажут!

Хрусталев погасил в себе желание передать через Кобрика на волю своим ребятам месторасположение тайника.

«Сам справлюсь!» — самонадеянно подумал он, а вслух произнес:

— Балаболка ты! Может, вмажешь нам какую-нибудь историю? Только недлинную! Ты же из очень высоких кругов?

— Пожалуйста! — согласился Кобрик и без дополнительных уговоров начал рассказ: — Один очень известный журналист брал интервью у не менее известного руководителя страны.

Руководитель приятно пах французским коньяком., американскими сигаретами и кофе по-турецки.

Журналист, который принял с утра рюмашку молдавского коньяка, выпил чашечку растворимого кофе и выкурил сигарету «Союз-Аполлон», сразу почувствовал разницу в положении.

Руководителю ничего не стоило угостить журналиста французским коньяком, американскими сигаретами и хотя бы кофе по-турецки, но он поддерживал эту разницу в положении. А растворимый кофе, который был у секретаря в столе для гостей, журналист не пил.

Журналист начал интервью неудачно:

«Многие говорят…»

«Говорят, в Москве кур доят, а коровы яйца несут, — перебил журналиста руководитель. — Давайте не будем трогать их».

«Кого их?» — растерялся журналист.

«Яйца!»

«Чьи?»

«Коровьи!»

«Корова с яйцами — это бык!» — пошутил журналист.

«Может быть! — не стал спорить руководитель. — Но я сразу вспоминаю одного следователя НКВД. Был такой у Берии или у Багирова. Этот следователь из всех степеней допроса признавал только третью. А начинал такими словами: „Дорогой, ты меня обижаешь!.. Наверно, ты любишь жареные яйца, а я их терпеть ненавижу! Так противно воняет паленый волос!“»

«Наверное, аллергия! — сказал журналист, пытавшийся перевести интервью ближе к теме. — От аллергии коньяк хорошо помогает».

«Это смотря сколько его выпьешь! — не унимался руководитель. — Помню, как вчера мой друг сидел всю ночь с двумя кралями и в перерывах пил „Мартель“ стаканами. Так он только в девять часов утра вспомнил, что у него в десять часов утра пресс-конференция. А вы, журналисты, народ дотошный и вредный, сразу ему провокационный вопрос подсунули: „Югославия входит в СЭВ или нет?“»

«А что тут провокационного?» — удивился журналист.

«После бессонной ночи любой вопрос — провокационный!» — руководитель сладко зевнул.

«Но он, надеюсь, не поддался на провокацию?» — заинтересовался журналист, глядя на расплывающегося руководителя.

«Не знаю, не знаю! — задумался руководитель. — Как расценить! С каких позиций».

«Конечно, с партийных!» — раскручивал его журналист.