Убийство в стиле

— Ну, послушайте же, Эви, — сказал Трабшо со стальной решимостью. — Я достаточно хорошо вас знаю, чтобы знать, как вы не терпите, чтобы вас, пользуясь выражением Гарета Найта, «выцентривали». Ну, откровенно говоря, сам я чуточку устал, что меня все время зацентривают. Совершенно очевидно, вам поперек горла признать, что, против обыкновения, кто-то другой может быть прав или просто опередить вас. В своих книгах вы чертовски заботитесь, чтобы Алекса Бэддели всегда брала верх над бедным старым инспектором Копушингом, и вы внушили себе, будто так должно быть и в жизни. Будь это один из ваших «Ищи убийцу!»…

— Я предпочла бы, чтобы вы этого без конца не повторяли, — сердито перебила романистка. — Это моя реплика.

— Я прав. Я прав и касательно этого дела, и касательно вас тоже. Я знаю это и, по-моему, вы тоже знаете это, но только не можете заставить себя признать это. Классический «зелен виноград»! Вы завидуете, Эви. Вы завидуете, так как на этот раз вперед вышел я, а не вы. И поэтому вы не нашли ничего лучшего, чем сидеть здесь и упрямиться по-ослиному.

Теперь настал черед Эвадны Маунт невнятно залопотать:

— Что… что… что за нахальство. Ну и нервы же у вас! — Она вперила в Трабшо злобный взгляд. — Завидую? Вам? Да будь во мне хоть крошка зависти, завидовала бы я никак уж не вам! Но во мне ее нет, слышите? Ни единой!

— Да?

— Да.

— Не согласен, Эви. Мы с вами знаем, что в мире есть минимум одна личность, кому вы завидуете. Самое ее существование заставляет вас дергаться от зависти.

— И кто бы это мог быть? — спросила она со всем апломбом, какой успела собрать за краткую секунду.

— Кто бы это мог быть? — передразнил он ее. — Я бы сказал, что это может быть Агата…

Продолжать ему не пришлось.

— Да как вы смеете, — зашипела она на него. — Как вы смеете! Я леди и не снизойду до того, чтобы повысить голос, но, должна сказать вам, Юстес Трабшо, это омерзительнейшая клевета, и мне будет трудно, крайне трудно когда-либо ее простить.

Только когда было уже поздно взять свои слова назад, старший инспектор понял, что зашел чересчур далеко, чересчур слишком далеко.

— Послушайте, — двинулся он напролом, — нет же ничего… я хочу сказать, нет ничего плохого в том, чтобы завидовать наилучшему? Я прав?

Молчание.

— Эви?

Молчание.

— Эви, пожалуйста. Я же вовсе не… в конце-то концов, я просто хотел…

Осознав, что он топчется на месте, старший инспектор смолк.

Так они и сидели минуту-другую: молчали, не пили.

Когда романистка затем все-таки ответила, ее голос был спокоен, противоестественно спокоен: безветрие, которое не предшествует буре, а следует за ней.

— Хорошо, Юстес. Я вижу, ваша теория внушает вам полную уверенность. Готовы ли вы подвергнуть эту уверенность испытанию?

— Безусловно, — ответил Трабшо, не понимая, куда она клонит.

— Отлично. Ну, не в моем характере биться об заклад. Однако я готова заключить с вами пари, если вы согласны.

— Какое пари?

— Я готова поспорить с вами, что раскрою это преступление прежде, чем вы.

— А если нет?

— В таком случае даю вам слово, что в посвящении моего следующего же «Ищи убийцу!» будет сказано: «Агате Кристи, неоспоримой Королеве Криминальной беллетристики». Затем — как это говорится — voilà[55]!

Трабшо перевел дух.

— Вы сделаете это?

— Если проиграю, то да. Хотя я не проиграю. Ну, вы принимаете пари?

— Абсолютно, — ответил Трабшо, не колеблясь, и добавил: — А что должен буду сделать я, если проиграю? Хотя я не проиграю.

— Если вы проиграете, — ответила она, — то должны дать согласие жениться на мне.

— Жениться на вас??!!

И вновь старший инспектор заговорил так громко, что два вздрогнувших официанта, оба с подносами, перегруженными пустыми бокалами и стаканами, только-только что не налетели друг на друга посреди бара, где их пути скрестились. Сначала чешется задница, теперь предложение брака. Эти две милые окаменелости — прямо-таки слышно было, как по залу зажужжал этот шепот, — возможно, все-таки не совсем столетние, какими выглядят.

— Вы сошли с ума?

— И не думала.

— Но почему, ради всего святого, вы хотите выйти за меня? Мы же весь этот день только и делаем, что ссоримся, как… как…

— Как давно женатые супруги? — сказала Эвадна Маунт, ловко закончив его фразу.

Внезапно, совершенно неожиданно, она взяла его руку и сжала ее.

— Признайтесь, Юстес. Вы одиноки. И, знаете, вы можете говорить начистоту, потому что уже говорили, и не один раз. Ну, теперь моя очередь выложить все начистоту. Я тоже одинока. Ужасно одинока, если уж хотите знать. Отчего, по-вашему, я каждый день заглядываю в этот идиотский отель? Да просто в надежде найти кого-нибудь, кого угодно, Юстес, кого угодно — чтобы поговорить. И когда все эти недели тому назад я, чтобы поговорить, нашла вас, то не могу передать, в какой восторг я пришла. В такой восторг, что дни и дни потом я надеялась — надежде вопреки, — что вы снова сюда заглянете. Нет, правда. Будто девичья фантазия — что вы притворитесь, будто зашли совершенно случайно, а я притворюсь, будто верю вам. А из-за того, что это было, как девичья фантазия, я вновь почувствовала себя юной, почти девочкой.