Убийство в теологическом колледже

Высказывание Грегори звучало нечеловечески равнодушно, но в целом он оказался прав. Впервые Дэлглиш осознал разрушительную силу убийства, когда только пришел в Управление уголовных расследований. Его, еще «зеленого» детектива, в глубоком шоке стоявшего на коленях у тела первой жертвы, которую он так и не смог забыть, просто накрыло волной гнева и жалости. А сейчас коммандер думал о том, как справляется со всем этим Эмма Лавенхэм, и может ли или должен ли он чем-то ей помочь. Наверное, нет. Любая попытка может быть расценена как навязчивая или снисходительная. В Святом Ансельме девушка могла спокойно обсудить то, что видела в церкви, лишь с отцом Мартином. Но он, бедняга, скорее, сам нуждался в утешении и поддержке, чем был способен ее оказать. Конечно, Эмма могла уехать и увезти свой секрет с собой, но она была не из тех, кто бежит. Почему он был в этом уверен? Ведь он ее даже не знал. Коммандер решительно выкинул девушку из головы и сосредоточился на ближайших задачах.

Дэлглиш был даже рад встретиться с Грегори в коттедже Святого Луки. Со студентами он абсолютно не собирался разговаривать ни в комнатах, ни в удобном для них месте. Они должны были приходить к нему: это было приемлемо, целесообразно и экономило время. Но Грегори в привычной обстановке почувствует себя более спокойно, а подозреваемые, когда им спокойно, чаще теряют бдительность. Да и коммандер мог лучше понять свидетеля, ненавязчиво рассматривая его комнаты, а не задавая дюжину вопросов в лоб. Книги, картины, как и где стоят вещи, – эти детали раскрывают больше тайн, чем слова.

Когда Дэлглиш вместе с Кейт проходили в гостиную слева, он снова отметил, как все три жилых коттеджа по-разному отражают личности хозяев: от радостного домашнего уюта Пилбимов и тщательно продуманной мастерской Сертиса, в которой пахло деревом, скипидаром и едой для животных, до этого помещения, в котором явно жил университетский преподаватель с почти патологической склонностью к порядку.

Весь дом был подчинен двум доминирующим интересам хозяина: классической литературе и музыке. Кабинет целиком был уставлен полками от пола до потолка, и лишь над нарядным викторианским камином висела копия картины Пиранези «Триумфальная арка Константина». Очевидно, Грегори следил, чтобы высота полок точно подходила под размер книг, – причуда, которую Дэлглиш разделял. Комната казалась богато, но упорядоченно окутанной приятным мерцанием позолоты и коричневой кожи. На столе из некрашеного дуба стоял компьютер, а возле окна, на котором вместо занавесок висели жалюзи, расположился функциональный рабочий стул.

Через открытую дверь они прошли в почти полностью застекленную пристройку, которая простиралась во всю длину дома. Здесь, в гостиной Грегори, стояли легкие, но удобные плетеные кресла, диван, столик с напитками, а в дальнем конце – круглый стол побольше, заваленный кучей книг и газет. Но даже они лежали в порядке, расположенные, как казалось, по размеру. На стеклянной крыше и стенах были установлены ставни, так необходимые летом, отметил Дэлглиш. Даже сейчас в этой южной комнате было тепло и уютно. Снаружи раскинулись унылые кустарники, вдалеке маячили верхушки деревьев, окружавших озеро, а на востоке виднелась широкая полоса Северного моря.

Низкие кресла не располагали к полицейским допросам, но других вариантов не было. Грегори сел в кресле лицом на юг, откинулся на подголовник и вытянул свои длинные ноги, словно отдыхал в клубе, и чувствовал себя абсолютно вольготно.

Дэлглиш начал с вопросов, на которые уже знал ответы, так как внимательно прочитал личные дела. Хотя в папке Грегори было гораздо меньше информации, чем в папках студентов. Первый же документ – письмо из оксфордского Кибл-колледжа – прояснил, как он попал в Святой Ансельм. Дэлглиш, у которого была отличная память на письменные тексты, вспомнил его без труда.