Убийство в ЦРУ

— Не уехал и хочет поговорить со своим милым другом. Очень важно, чтоб он увидел ее как можно скорее.

— Понимаю, — выговорила она.

— Как ваш приятель-ухажер с Виргинских островов?

— Он… он мне не ухажер.

— Так как он?

— Прекрасно. — Ей вспомнился последний ее разговор с Эдвардсом, однако Фокс не дал ей времени вспомнить его до конца.

— Сумеете улететь сегодня вечером?

Кэйхилл вздохнула. Больше всего на свете ей не хотелось садиться в самолет на Будапешт. Чего бы ей действительно хотелось, так это вернуться на БВО и побыть с Эриком Эдвардсом: не только из-за возникшей между ними близости, но и из желания побольше поговорить с ним о деле, которым она занималась, об учреждении, которому она так доверяла. Того доверия больше не было. Теперь она знала: она тоже хочет уйти.

— Мы будем перезваниваться с Джо, — сказал Фокс. — Бреслином.

— Я в этом не сомневалась. Мне пора. Прощайте. — Она с маху шмякнула трубку на рычаг, вцепилась в полочку под телефоном и затрясла ее, приговаривая: — Идите вы к черту, пошло все к чертовой матери!

Она купила билет на рейс из Вашингтона в Нью-Йорк, едва-едва успела забронировать место на рейс «ПанАм» в Германию, во Франкфурт, где можно было сделать прямую пересадку на Будапешт. Позвонила Верну Уитли на квартиру его брата, но там никто не ответил. А поговорить с ним ей было нужно. У нее почему-то возникло такое чувство, будто если не поговорит она с кем-то посторонним, не из этого самого учреждения, с кем-то, кто не погряз в его интригах и не был связан по рукам и ногам обязательствами перед ним, то она просто дышать не сможет и потеряет всякий контроль над собой. А это, она знала, оказалось бы самым худшим из того, что могло случиться.

Сходя по трапу самолета в Будапеште, Кэйхилл хоть и держалась из последних сил, но по крайней мере уже овладела и собою, и обстоятельствами, в каких оказалась. Проходя таможню, она четко осознавала, что вновь вернулась к своему официальному положению сотрудника посольства Соединенных Штатов. Не имело никакого значения, что ее настоящим хозяином было ЦРУ. Зато имела значение привычность окружающего: может, и не так уютно, как у материнской груди, только, конечно же, лучше того, через что ей пришлось пройти за минувшую неделю.

Добравшись на такси до своей квартиры, она позвонила Джо Бреслину в посольство.

— С возвращением, — приветствовал он. — Ты, должно быть, совсем разбита.

— Можешь не сомневаться.

— Сейчас пять часов. Как думаешь, сможешь продержаться без сна и ужина?

— Справлюсь. Где?

— «Легради Тестверек».

Кэйхилл, несмотря на усталость, улыбнулась:

— Удовлетворяем прихоти? Это в честь моего возвращения?

— Если тебя это радует, то считай, что так оно и есть. Вообще-то у меня желудок истосковался по хорошей еде, а этот коротышка-скрипач из меня слезу вышибает.

— Буду считать, что ужин в мою честь. Во сколько?

— По мне, лучше попозже, но, учитывая твое состояние, давай устроим пораньше. В восемь тебя устроит?

— В восемь? Да я к тому времени замертво упаду.

— О’кей, тогда слушай. Приляг и поспи подольше, выспись, и встретимся там в десять часов.

Она знала, что бесполезно пытаться назначить другое время. Джо сообщил, что закажет столик на свое имя. Она открыла дверцу маленького холодильника и вспомнила, что перед отъездом основательно вычистила его. Всего-то и осталось: две бутылки «Самородни», крепкого белого десертного вина, полдюжины бутылок пива «Кебаньяи вилагош», банка кофе и две баночки рыбных консервов (месяц назад мама передала с оказией — тунец в собственном соку). Коллетт вскрыла тунца и, выяснив, что хлеба у нее тоже нет, принялась есть рыбу прямо из банки. Затем стащила с себя одежду, завела будильник, забралась в постель и сразу же уснула.

Они уселись друг против друга в маленьком кабинете ресторана «Легради Тестверек» за овальный столик, покрытый белой кружевной скатертью. Кресла были широкие, с высокими, украшенными затейливой резьбой спинками. В центре стола возвышался серебряный подсвечник с единственной свечой над двумя расходящимися по разные стороны блюдами. На одном блюде лежали свежие сливы и виноград, на другом яблоки и груши. Белоснежные стены смыкались с низким куполом потолка. Маленький толстяк-скрипач играл цыганские мелодии под аккомпанемент высокой цимбалистки, которая мягко ударяла ложечками по струнам своего похожего на миниатюрный рояль инструмента.

— Хорошо выглядишь, — сказал Бреслин, — учитывая, в каком темпе пришлось пожить.

— Спасибо. Ничто так не возвращает к жизни цвет нежных девичьих щечек, как легкий сон и банка родного американского тунца.

Джо улыбнулся и обернулся к подошедшему хозяину ресторана, делая заказ. Они решили взять на двоих блюдо холодных закусок в ассортименте: яйца с икрой, креветками и муссом из лосося, три вида паштетов и маринованные устрицы. Из горячих закусок Бреслин выбрал говядину с паштетом, а Кэйхилл цыпленка под перечным соусом со сметаной. Оба отказались от вина: Бреслин пил виски с содовой, а Кэйхилл минеральную воду.

— Ну? — произнес он.

— Ну? — передразнила она. — Ты ж здесь не ждешь исповедания?