Убийца-юморист

Мне стало так не по себе, так стыдно за свое бессовестное, оголтелое воображение, что я даже мыкнула-мяукнула как от боли. И чтобы отогнать от себя липучую, кусачую муху чудовищной подозрительности, - достала из сумки мемуары Владимира Сергеевича Михайлова, раскрыла тяжеловатый том и принялась читать. В конце-то концов мне рано или поздно надо было ознакомиться с этим произведением писателя, чтобы задуманная статья о нем выглядела достойно.

Однако, должно быть, в природе все настолько взаимосвязано, что каждое действо тянет за собой другое, хоти ты этого или не хоти. А в итоге получаются уж такие неожиданности, такие нечаянности, что поневоле начинаешь думать: "Это - судьба".

Я уже прочла длинный список орденов, медалей и прочих регалий В.С. Михайлова, занявший целых две страницы, и перебралась на первую главу его воспоминаний под названием "Детство и юность", уже узнала, что родился он в дворянской семье, что жила семья дружно и разумно вплоть до страшного семнадцатого года что затем пришлось таиться и скрывать свое отнюдь не пролетарское происхождение, что, тем не менее, мама старалась дать им, детям, хорошее образование, как вдруг женский голос слева произнес вблизи моего уха:

- Зачитались?

- А почему бы и нет?

Я посмотрела, кто же сидит рядом. Мне как-то не было нужды изучать своих соседей по двум вагонным скамейкам.

Это была женщина довольно пожилая, лет пятидесяти, не меньше. Ее темные волосы перемешивались с седыми, как им хотелось, и тугой улиткой лепились к затылку. Лоб с продольными ровными морщинками напоминал линейки в тетради. Глаза, карие, светятся умом и приглядчивостью. Губы чуть тронуты помадой. В разрезе цветастого дешевого платья видно, что загорел только этот треугольник кожи, а под материей - белая, нетронутая голизна. Руки рабочие, то есть крупные, со вздувшимися венами. Такие руки я видела у доярок.

Она не стала долго томить меня неведением, а все тем же немного вкрадчивым, доброжелательным тоном спросила еще:

- Вас этот Чеченец провожал?

- А что?

- А ничего. Огневой парень, - был ответ.

Мне же теперь не оставалось ничего другого, как задать встречный вопрос:

- Что значит "огневой"? женщина не стала мяться. Ей, видно, хотелось поговорить:

- А то и значит, что огневой. Характер у него такой. Дали б ему шашку в руку - всех бы порубал. Чеченец и есть Чеченец.

- Кличка у него такая?

- Само собой... Чечня его, конечно, вывернула наизнанку, проехала по всем его нервам как каток для асфальта, раздергала, расколошматила... Он даже ходит не ходит, а все словно летит и мчится.

Мне следовало задать один меченый вопросик, и я его задала:

- Но девушкам он все равно, наверное, нравится. Стройный, глаза горят и говорит хорошо... Верно?

Женщина пихнула меня в плечо своим полным, крепким и посмеялась немного, а потом сказала:

- Влюбилась и ты, что ли?

- А что, в него много влюбляются?

- А ты думала, первая и самая сладкая? Я видела, как он тебя провожал! Видела! С кошкой своей любимой!

- Ну и что?

- А то, что не выйдет у тебя ничего.

Наступила и пошла тянуться пауза. В неё тотчас прорвался торопливый стук колес.

- Это почему же у меня ничего не выйдет? - завела я словно бы обиженная не знамо как. - Я что - уродина, по-вашему?

Мне надо было срочно пустить слезу! И я её пустила...

Тетенька которая годилась мне в матери, как я и рассчитывала, этой моей слезы не вынесла. Она расстроилась, что вот меня расстроила, и принялась утешать, но тихо, из ушка в ушко, чтоб никому постороннему не было слышно:

- Не надо, не раскисай. Не последний он, кто тебе встретился. Ты вся из себя такая светленькая...А он - темноват. Он такое знает! Чеченец и есть Чеченец. И это бы ладно... Да только... только он уже не сам по себе. У него любовница есть. Поняла? Хоть они это дело и скрывают, а всем видно.

- А вы это наверняка знаете? Или это сплетня какая?

- Стала бы я тебе сплетню выплескивать! Что я, дура какая? Что я, не вижу, что ли, что ты из порядочных, а не из тех, кто вон пьет или колется? Говорю - он при любовнице живет...

- Как это? Как?

- Да так... Я в том доме, у писателя Владимира Сергеевича...

Женщина умолкла, сурово глянула на меня, теребя в руках коричневую сумку из кожзаменителя:

- Ты трепло или нет? Можешь молчать-то?

- Могу! - поклялась я.

- Тогда знай уж: этого Чеченца пригрела вдова Владимира Сергеевича. Он при ней теперь состоит. Похоронить не успела законного мужа, а уже и обзавелась любовником. Ни стыда, ни совести.

Но мне нельзя было сейчас же и согласиться, и заголосить согласно: "Ой, правда! Ой, как же ей не стыдно-то!" Мне, змее подколодной, следовало продолжать дурачить эту простоватую тетеньку, добиваясь своего.

- Да не может этого быть! Я же видела эту вдову! Ей же много лет, а этому парню самое большее двадцать шесть! Самое большее!

Как мне и надо было, моя собеседница уже и рассердилась на мое недоверие к её словам. А рассердившись, и выдала мне добавочные, очень даже полезные мне сведения: