Позже он просит меня рассказать о моем путешествии. Что тут расскажешь? Я окончил университет, собрал рюкзак и вместе с однокурсницей
Мустафа интересуется, можем ли мы купить билет на поезд или самолет. Объясняю, что с этим тоже проблема, но прежде всего дело в жажде приключений, адреналине и людях, которых мы встречаем каждый день. Вот взять хотя бы его самого. Он ехал на своем грузовике, остановился, подобрал нас и привез аж сюда. И теперь мы сидим, пьем пиво, нам хорошо. Где бы еще я встретил водителя грузовика? Причем от таких, как он, я узнаю о Турции гораздо больше, чем за два семестра в стамбульском университете Мармара.
Мустафа с пониманием кивает головой.
— Вот тут ты прав. У водителя всегда узнаешь что-нибудь интересное. У кого еще столько времени на размышления, как у профессионального шофера. И знаешь, что я надумал?
Откуда мне знать?
— Что все нас ненавидят и все про нас врут. И Восток, и Запад. А знаешь, почему?
Не знаю.
— Потому что мы лучше всех. Луч-ше-всех! — говорит Мустафа и снова предлагает тост за польско-турецкую дружбу. — Вы тоже ничего, — с одобрением кивает он. — Немцы нормальные. Англичане. Но мы луч-ше-всех. Вот поэтому эти аятоллы нас ненавидят, — и Мустафа машет рукой куда-то в сторону границы с Ираном. — Они нас боятся. Завидуют. И эти лжецы тоже. — Мустафа грозит кулаком в сторону Армении. — Только азербайджанцы говорят, что нас любят. Но они тоже нас ненавидят. Потому что азербайджанец — это такой полутурок. Плохая версия.
Я пытаюсь утихомирить Мустафу. Но с подобным успехом можно пытаться остановить коня на полном скаку.
— Арабы? — Мустафа пренебрежительно фыркает. — С тех пор как мы перестали ими править, они все время дерутся между собой. Если бы не нефть, они бы все еще на верблюдах ездили. Американцы? Когда мы были мировой державой, дела у нас шли гораздо лучше. Курды? Да они трясутся при одном только виде турка. И вообще, нет никаких курдов! Нет такого народа!
Мужчины под картой застывают с поднятыми стаканами. Я замираю. Даже бельгийцы, оживленно показывающие друг другу фотографии с вершины, чувствуют, что происходит нечто важное, и замолкают. К счастью, замолкает и сам Мустафа.
Младший из курдов встает, смотрит в нашу сторону и произносит, чеканя каждое слово:
— У каждого турка такие комплексы, как у тебя? — спрашивает он, долго смотрит на нас и наконец садится.
Мустафа неуверенно осматривается. Он тоже понял, что свара — не лучшая идея. Однако через минуту он наклоняется ко мне и шепчет, чтобы никто не услышал:
— Разве я не говорил, что они нас боятся?
Усатая республика
Толпа на стамбульском стадионе неистовствует. Врачи каждую минуту выносят то старуху, то дряхлого деда, не выдержавших жары. Чудо, что никто не умер.
На дворе 15 июля 2007 года, последние выходные перед досрочными выборами в парламент. Жители города с самого утра занимают очередь, чтобы оказаться поближе к сцене. Они обвешаны флагами его партии, ко лбам приклеены его фотографии, в руках шарики с его портретом, еще у них наклейки, кепки, свистки, эмблемы и все то, что можно на себя нацепить, дабы поддержать любимого политика.
И вот появляется он. Реджеп Тайип Эрдоган, премьер-министр Турции, поднимается на сцену и взмахивает рукой. Люди бросают ему под ноги цветы. Он едва успевает сказать пару слов, как его прерывают бурными овациями и криками “браво”.
Над головой премьера развевается огромный транспарант с его лицом. Что притягивает взгляд? Коротко подстриженные усики размером с малолитражный автомобиль.
Как Эрдоган напугал весь мир
В Турции политиков различают по усам.
Самые длинные у националистов. Чуть короче — у социалистов. Самые короткие — у исламистов.
У националистов усищи подстрижены над верхней губой и очень ухоженны. Кончики свисают вниз. Подковкой они спускаются туда, где заканчивается лицо и начинается шея. Их партия называется
У социалистов под носом занавесочка, свисающая на зубы. Если за ней не ухаживать, она лезет в рот. Избиратели их любят. Самую большую социалистическую партию основал сам Ататюрк. Эта партия называется