Убийца из Квартала красных фонарей

Перед выходом из дома Декок с трудом облачился в темный костюм. Вообще-то, обычно инспектор носил просторные брюки без складок и бесформенное пальто из хорошего твида, но ради похорон Белянки Голди он не поленился достать из шкафа пропахшее нафталином, но более подходящее к случаю одеяние, решив, что его муки в тесном, неудачно скроенном костюме могут стать данью уважения к покойной. Зато с верной старой фетровой шляпой он расстаться так и не смог, даже несмотря на возражения супруги. Всему есть предел.

При виде столь непривычно одетого Декока, приближавшегося к воротам по подъездной дорожке, у Фледдера глаза полезли на лоб.

— Ну и ну! — насмешливо прищурился он, пожимая инспектору руку. — Что за официальный вид?!

Декок холодно оглядел его с головы до ног.

— Зато ты, как вижу, не стал утруждать себя подобными мелочами.

— Что вы имеете в виду?

— Ты одет как обычно.

— А чего вы ожидали? — удивленно спросил Фледдер и криво усмехнулся. — Что я буду скорбеть по какой-то шлюхе? — Детектив равнодушно пожал плечами. — Я на работе. Вы мне сами наказывали никогда не пропускать похорон жертвы. Что ж вот он я. Чего еще вы от меня хотите?

Глаза Декока сердито сверкнули. Оглядевшись по сторонам, — чтобы никто ничего не заметил, — он ухватил Фледдера на ворот рубашки и встряхнул его с такой силой, что материя затрещала. Ему очень хотелось сказать что-нибудь возвышенное о жизни и смерти, о вечности… но неожиданно инспектор поймал себя на мысли, что не знает, как облечь чувства в слова, а потому, промолчав, отпустил молодого человека. Он уже сожалел о потере самообладания и попытался разгладить морщины на рубашке своими заскорузлыми ладонями.

— Прости, парень, — хрипло пробормотал он и отвернулся.

Часовня постепенно заполнялась скорбящими, их тихие шаги сопровождала мягкая органная музыка. В середине зала стоял окруженный венками и цветами гроб. Декок держался в сторонке, комкая в руках шляпу, и поглядывал то на внушительного вида трубы органа, то на стенные росписи, но главным образом — на лица пришедших проводить Голди в последний путь.

Едва орган умолк, вперед вышел отец Матиас. Ради такого торжественного случая он аккуратно расчесал седую шевелюру и даже не поленился почистить свое старое — на выброс — пальто. Звуки его голоса, отражаясь от стен, гулко раскатились по всей часовне. Старик вновь рассуждал о гневе Господнем, Содоме и Гоморре, — в общем, его речь чуть ли не слово в слово повторяла ту проповедь, которой он намедни угостил завсегдатаев бара Малыша Лоуи.

Декок слушал его очень внимательно, не позволяя звукам соткаться в плотную пелену и тщательно анализируя каждое слово. При этом инспектор пристально следил за интонациями, выражением лица и жестикуляцией оратора. У детектива вновь возникло чувство, что все это имеет особый смысл.

Финал заупокойной речи отец Матиас посвятил Христу и его милосердию к грешникам, ибо им, несмотря на ожидающие их муки, будет даровано прощение. Голос проповедника дрожал от избытка чувств, и вскоре в толпе скорбящих послышались приглушенные всхлипывания.

Затем орган заиграл вновь, и двери часовни распахнулись. Молчаливые могильщики, приблизившись к гробу, подняли его на плечи и вынесли наружу. Провожающие гурьбой двинулись за ними и в тишине вышли из погруженной в полумрак часовни на солнечный свет.

Декок брел чуть в стороне от толпы. Краем глаза он заметил, что Фледдер, как ни в чем не бывало шагает в самой гуще процессии. Двигались они долго, сквозь целый лес каменных надгробий с высеченной на каждом надписью: «Здесь покоится…» Что ж, лежащие здесь в конце концов заслужили, чтобы их имена были увековечены на бесстрастном камне.

«Здесь покоится», — пробормотал Декок печально себе под нос. Неожиданно инспектор заметил в толпе молодую женщину, одетую в элегантный темный костюм и шляпку с вуалью. Поначалу он обратил внимание лишь на ее стройную фигуру и грациозную походку, но, присмотревшись получше, разглядел под вуалью лицо Барбары.

Декок был поражен. Но инспектора удивило не ее присутствие на похоронах, а происшедшая с ней полная метаморфоза. Такой Барбару он видел впервые. Другим женщинам, несмотря на все их старания, не удавалось скрыть свою принадлежность к известной профессии: безвкусная одежда, грим и вульгарные манеры говорили сами за себя.

Только не в случае с Барбарой. Ни по стилю одежды, ни по манерам никто на свете не сумел бы догадаться, что Барбара проститутка. Она шла чуть поодаль от остальных — одна, словно не имела к процессии ни малейшего отношения. Ускорив шаг, Декок поравнялся с девушкой. Заметив его, Барбара слегка улыбнулась. Склонившись к ней, детектив прошептал:

— Подожди меня. Когда все закончится, будь у ворот кладбища.

Девушка едва заметно кивнула.

* * *