Убийца, мой приятель (сборник)

Потому что в этот самый миг разразилась буря – один из тех коротких и внезапных шквалов, какие часто бывают в тамошних морях. Паруса «Матильды» надулись от ветра, и она понеслась, как испуганная птица. Тело Джелланда навалилось на штурвал. Попутный ветер гнал «Матильду» вперёд, и она скользила легче пёрышка по вздымающимся волнам. Катер напрягал все силы, чтобы догнать её, но она всё неслась вперёд и скоро исчезла во мраке бури, чтобы никогда больше не являться глазам смертных. Катер повернул назад и едва не затонул, прежде чем достиг Иокогамы.

Вот каким образом случилось, что «Матильда» с грузом в пять тясяч фунтов стерлингов и двумя мёртвыми телами на палубе отправилась в плавание через Тихий океан. Каков был конец плавания Джелланда – о том никому неведомо. Может быть, ялбот пошёл ко дну во время бури или был найден каким-нибудь торговым судном, хозяин которого воспользовался грузом «Матильды» и держал язык за зубами. А может, она ещё носится по безграничному простору океана, гонимая ветром то на север, к Берингову морю, то на юг, к Малайским островам. Лучше, полагаю, оставить этот рассказ незавершённым, нежели испортить истинное происшествие выдуманным концом.

1892

Хирург с Гастеровских болот

Глава первая

Появление неизвестной женщины в Киркби-Мальхаузе

Городок Киркби-Мальхауз угрюм и открыт всем ветрам. Болота, окружающие его, сумрачны и неприветливы. Он состоит из одной-единственной улицы; серые каменные домики, крытые шифером, разбросаны по склонам длинных торфяных холмов, заросших дроком. Вдали видны очертания гористой местности Йоркшира, округлённые вершины холмов как бы играют в прятки друг с другом. Вблизи пейзаж имеет желтоватый оттенок, но по мере удаления этот оттенок переходит в оливковый цвет, за исключением разве только тех мест, где скалы нарушают однообразие этой бесплодной равнины. С небольшого холма, расположенного за церковью, можно разглядеть на западе золотые и серебряные полосы: там пески Моркэмба омываются водами Ирландского моря.

И летом 1885 года судьба занесла меня, Джеймса Аппертона, в это заброшенное, уединённое местечко. Здесь не было ничего, что могло бы заинтересовать меня, но я нашёл в этих краях то, о чём давно мечтал: уединение. Мне надоела никчёмная житейская суета, бесплодная борьба. С самых юных лет я был во власти бурных событий, удивительных испытаний. К тридцати девяти годам я побывал повсюду. Не было, кажется, таких стран, которые бы я не посетил, вряд ли существовали радости или беды, которые я не испытал бы. Я был в числе немногочисленных европейцев, впервые проникших на далёкие берега Танганьики, дважды побывал в непроходимых безлюдных джунглях, граничащих с великим плоскогорьем Рорайма. Мне приходилось сражаться под разными знамёнами, я был в армии Джексона в долине Шенандоа, был в войсках Шанзи на Луаре, и может показаться странным, что после такой бурной жизни я мог удовлетвориться бесцветным прозябанием в Западном Райдинге. Но существуют обстоятельства, при которых мозг человека бывает в таком состоянии экстаза, по сравнению с которым все опасности, все приключения кажутся обыденными и банальными.

Многие годы я посвятил изучению философий Египта, Индии, Древней Греции, Средневековья. И сейчас наконец-то из огромного хаоса этих учений передо мной стали смутно вырисовываться величественные истины. Я, кажется, был близок к тому, чтобы понять значение символов, которые люди высоких знаний применяли в своих трудах, желая скрыть драгоценные истины от злых и грубых людей. Гностики и неоплатоники, халдеи, розенкрейцеры, мистики Индии – все их учения были мне знакомы, я понимал значение и роль каждого из них. Для меня терминология Парацельса, загадки алхимиков, видения Сведенборга имели глубокий смысл и содержание. Мне удалось расшифровать загадочные надписи Эль-Бирама, я понимал значение странных письмён, начертанных неизвестным народом на отвесных скалах Южного Туркестана. Поглощённый этими великими захватывающими проблемами, я ничего не требовал от жизни, за исключением скромного уголка для меня и моих книг и возможности продолжать исследования без вмешательства кого бы то ни было.