Убийца по имени Ной

— В «скорую» позвонили. С отцом плохо стало: он же сердечник, она же знала, тварь окаянная, что ему волноваться нельзя. Сейчас лежит, инфаркт у него. Я вот только из больницы пришла, завтра в шесть снова пойду. Если помрет отец, она виновата будет! В дом не пущу тогда — пусть под забором сдохнет, не пущу! — рыдала Вера Ивановна. И сквозь рыдания сыпала проклятиями на родную дочь: — Мне еще бабка одна, когда увидела младенца, сказала: порченый ребенок; лучше бы сейчас, сказала, помер — это когда Майке было семь месяцев. Я забыла те слова, а вот теперь вспомнила. Права была бабка: сглазили ребятеночка моего! Мы ночей недосыпали, работали, воспитывали: музыкальную окончила, на балет водили, профессию дали — а она? Все испоганила! Выродок она! — Тут Вера Ивановна перестала плакать. — После того что она наделала, нет ей моего родительского прощения. Пусть теперь сама как хочет! Умны больны все стали, ну пусть теперь…

— Да вы что!..

— А что? Погоди, они еще и до тебя доберутся. Невеста твоя с кем сейчас спит? Не знаешь? Моя-то и об этом доложилась. У них там знаешь какой порядок? Сегодня с одним, завтра с другим. Тьфу! Нет моего родительского прощения после этого.

— Что вы говорите?.. А если их насилуют?..

— Рассказывай! Без желания не снасильничают. У них там идея подо все подведена. И не хочу даже разбираться в ней: шлюху в своем доме не потерплю — у меня вон еще две невесты подрастают. Нет ей моего прощения! — повторила Вера Ивановна и сложила руки на коленях.

Виктор внимательно посмотрел на нее, словно увидел впервые: не старая еще женщина, но вся какая-то поникшая, хотя и взвинченная до предела. Невыразительное лицо, седые, неухоженные волосы, грязные ногти на натруженных руках.

— Чего молчишь? — напомнила Вера Ивановна о себе.

— Вы не понимаете, что говорите, — сказал Виктор, имея в виду это самое «непрощение».

— Ты много понимаешь! Что ж за невестой не усмотрел?

— Я найду ее, — твердо сказал Виктор.

— Найди, найди, — передразнила Вера Ивановна. — Ветер в поле. Ищи себе другую невесту. Та уже порченая.

— Дура! — вдруг крикнул Виктор и осекся.

Ему вдруг стало жалко ее: что она видела в жизни? Тяжелый труд в надежде на спокойную старость… Но спокойной старости не предвидится. Так и придется ей умереть в этой нищенской обстановке, среди обшарпанных стен, оббитых углов, выщербленного паркета, вечно текущих кранов и разномастной мебели…

— Щенок! — взвизгнула Вера Ивановна. — Вон из моего дома!

Виктор молча пошел к двери, оставляя за спиной рыдания. Почему она рыдает, когда надо спасать дочь?

— Забери эту дрянь! — услышал над собой Виктор голос Веры Ивановны, когда выбежал на улицу.

Сверху полетели листки. Виктор поднял несколько из них, просмотрел — листки были заполнены печатной галиматьей о конце света.

— Это Майя принесла! — крикнула Вера Ивановна. — Она давно это принесла и Иришку агитировала, а она нам про это не говорила. А вишь, как вышло… Слышишь меня?

— Вы все-таки позвоните, если что!.. — крикнул Виктор, задрав голову.

— Вот помрет отец — на похороны позовем, — еле слышно произнесла Вера Ивановна. Виктор скорее догадался, чем услышал, что она сказала. — А больше что ж…

Так и расстались.

VI

Снова ночь… Как притягательна, оказывается, ночная жизнь. Все как бы меняется местами. Если бодрствуешь ночью, то бег времени совершенно не тревожит: темно и темно. Ходишь из угла в угол и пытаешься разложить факты по полочкам, а они не раскладываются — вот уже и ночь на исходе.

Сколько ночей Виктор не спал? Сколько времени прошло с исчезновения Ольги? Год, месяц? Нет, всего около недели. Неужели? Как правильно кто-то придумал, разумно и справедливо — чередовать день и ночь. Для человека это спасение: пренебреги он этим законом — и что из него получится? Робот на автопилоте… Наверно, действительно, в таком состоянии подпишешь что угодно — любой приговор: хоть себе, хоть соседу, хоть матери родной… Все пытки на свете давно уже изобретены, последствия предсказуемы… Человек в какой-то момент перестает сопротивляться. Господи, неужели он, спортсмен и отличник Виктор Гамаюнов, оказался на деле таким слабаком? Кто поработил его тело, душу, мысли, волю? Неужели вся проблема в нескольких бессонных ночах? Нет, тут все гораздо серьезнее. Гораздо… Надо как-то разобраться с этим.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, Виктор выпил поллитровую кружку крепкого кофе. Эффект был единственный — заколотилось сердце. Усталость и сонливость не прошли, только еще больше заболели глаза, а им бы сейчас вовсе не смотреть на мир. Вот ведь состояньице: заворот мозгов.

Виктор услышал, как во дворе хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Он выглянул в окно и увидел Пашку, небрежно закрывающего «вольво». Странно, хоть бы погладил или похлопал любимое бордовое авто. И ни одной девицы — ни внутри, ни снаружи: один был Пашка, усталый и замученный на вид. И шаги его к подъезду не были легки и изящны, как обычно на людях.

«Что случилось? — удивился Виктор. — Может…»