Убийца поневоле

— Оперировать его нельзя, он не перенесет наркоза. Ранение тяжелое, кровопотеря огромная. Так что мы, увы, ничего уже сделать не можем. Но он молодец, в сознании, и даже со следователем немножко поговорил. Милиция сразу приехала, как его доставили, так и они следом. Но вы ведь не от них, я так понял?

— Нет, я сама по себе. Он мой друг.

В палате было светло и солнечно. Почему-то погожий день впервые за несколько недель выдался именно сегодня. «Ну почему сегодня? — как-то отстраненно подумала Настя. — Почему именно сегодня, когда он умирает, должен быть такой хороший солнечный день? Глупость какая-то».

Маленький человечек казался еще меньше в огромной пустой палате. Настя впервые увидела его без серой шапочки, и оказалось, что у него длинные темные волосы, стянутые на затылке в «конский хвост». Запавшие виски и выступающие скулы были пепельно-серыми и покрыты мелкими капельками испарины. Она бросила взгляд на прикрепленную в изножье кровати табличку, и сердце у нее оборвалось. На табличке было выведено крупными буквами:

«Сергей Эдуардович Денисов».

Урка-лингвист.

«Золотой мальчик».

Сын Эдуарда Петровича Денисова.

Она подошла ближе и взяла Бокра за руку.

— Сережа, — позвала она. — Сереженька.

Он открыл глаза и попытался улыбнуться.

— Виноват, — прошелестел он едва слышно. — Не доглядел. Машина… другая была… не сообразил вовремя. Виноват.

— Почему вы мне не сказали? — с упреком спросила Настя.

— О чем?

— О том, что вы сын Эда Бургундского.

— Зачем? Внебрачный… Чем гордиться? Я не сын, я сам… сам по себе…

— Неправда, Сережа. Он вас любит. Он вас ценит. Он специально просил меня, чтобы я вас берегла. Говорил, что вы — золотой мальчик. А я вот не уберегла. Вы уж постарайтесь выкарабкаться, а?

— Не обещаю… Никогда не обещаю, если не уверен… — Он судорожно перевел дыхание, словно ему не хватало воздуха.

Он устало прикрыл глаза. Настя молчала, боясь его потревожить.

— Почему вы плачете? — раздался его голос. — Не надо…

— Откуда вы знаете? У вас же глаза закрыты, — попыталась она отшутиться, слизывая слезы с губ.

— Я слышу… Преступником был, свидетелем был… Теперь вот… и потерпевшим довелось побывать. Надо же, эпидерсия какая… Полный пердимонокль…

Он попытался улыбнуться. Его тонкие губы слегка растянулись и замерли. Настя не сразу сообразила, что они замерли навсегда. Только когда ее внезапно отстранила чья-то рука, она поняла, что за ее спиной все это время стоял врач.

Когда улеглась суета вокруг кровати, на которой лежал «золотой мальчик», она снова подошла к нему, наклонилась и осторожно поцеловала в лоб, провела рукой по лицу, закрывая в прощальном жесте его застывшие глаза.

— До свидания, Сережа, — давясь слезами, тихо сказала она. — Прости меня.

5

Громкий звонок внутреннего телефона вывел ее из оцепенения.

— Каменская, зайдите ко мне, — послышался сухой голос Виктора Алексеевича Гордеева.

Каменская! Значит, какой-то официоз. Настя посмотрела на себя в зеркало. Темные круги под глазами, красные припухшие веки, красные пятна на землисто-бледном лице. И почему находятся писатели, у которых героини становятся еще красивее, когда плачут? Надо же так бессовестно врать!

Она открыла сумку, достала «косметичку» и на скорую руку привела себя в порядок, замазала жидкой пудрой некрасивые аллергические пятна, подкрасила веки, чтобы скрыть отечность, причесалась. Подошла было к двери, но вдруг остановилась, поглядев на свои ноги. У Колобка в кабинете чужие, а она собирается явиться туда в джинсах, свитере и кроссовках. Непорядок.

Она быстро заперла дверь, сорвала с себя цивильную непритязательную, но так любимую ею одежду, достала из шкафа форменную юбку и рубашку с погонами. Так будет лучше, решила она, заводя руки за шею и вслепую нащупывая застежку на темно-сером галстуке. Черные туфли, правда, были неудобными и немилосердно сдавливали ступни, но это можно перетерпеть.

В кабинете у Гордеева она увидела троих незнакомых мужчин. Двое сидели за длинным приставным столом для совещаний, третий стоял у окна, там, где в минуты раздумий любил стоять сам Колобок. Полковник восседал на своем месте, строгий, с непроницаемым холодным лицом.

— Знакомьтесь, товарищи, — произнес он будто бы сквозь зубы. — Майор Каменская Анастасия Павловна. Анастасия Павловна, это наши коллеги из Федеральной службы контрразведки.

— Растяпин, — один из сидящих за столом изобразил намерение встать, произнося свою фамилию, но задницу от стула не оторвал.

— Куцевол, — второй контрразведчик вытянулся в струнку, представляясь, и Настя увидела его совсем юное открытое лицо со смущенной улыбкой. Он, наверное, заметил невежливость своего коллеги Растяпина.

Третий отвернулся от окна и сделал несколько шагов ей навстречу.

— Гришин Анатолий Алексеевич, — четко сказал он, протягивая Насте руку, которую она вяло пожала.

Она вполуха слушала объяснения коллег из ФСК, то и дело прерываемые вопросами, которые задавал Гордеев. Полковник был явно не в духе, вопросы его были злыми, язвительными, а реплики — уничтожающими.