Убийца с крестом

– А кем ты себя возомнил, черт возьми? Может быть, ты – Багси Зигель или Мейер Лански? – Голд ткнул в сторону Хоуи обслюнявленным концом сигары. – Вот ты здесь стоишь и доказываешь мне, какой ты честный парень, прямой парень, словом, настоящий мужчина, а я тебе вот что скажу: Хоуи, у тебя нет ни малейшего представления об этом. Честные парни отбывают срок, ты понял, тупица? Хорошие люди сидят в тюрьме! – Голд сунул сигару в зубы. – И пусть у тебя не будет иллюзий на этот счет, зятек: тюряга для еврея – ох, не рай! Там не будет еврейской банды, которая взяла бы тебя под крыло. И еврейской мафии не будет. Зато «Арийское братство» превратит твою жизнь в сущий ад. А «Черные мусульмане» найдут две сотни поводов для того, чтобы двинуть тебя трубой по башке или воткнуть тебе нож в спину! Поэтому...

– Кончай, Джек! Я не желаю слушать твои полицейские проповеди! Либо ты соглашаешься помочь мне, либо я сейчас же ухожу. Ну?

Они смолкли, в упор глядя друг на друга. В туалет вошел толстяк в желто-зеленом костюме и бордовой ермолке. Он улыбнулся и кивнул им, но был грубо проигнорирован. Он встал перед писсуаром, расстегнул молнию и, оглядываясь через плечо, извлек свой член. Голд сжал зубы, едва не перекусив сигару. Глаза горели гневом. Напряжение в воздухе стало физически ощутимым. У толстяка никак не получалось помочиться.

– Славная вечеринка, а? – сказал толстяк в полном замешательстве. Ответом ему было гробовое молчание.

Бедняга аж кряхтел, пытаясь выдавить из себя струйку. Однако у него ничего не выходило. Еще раз оглянувшись через жирное плечо, он быстро застегнул молнию и чуть было не прищемил себе мясистую головку пениса. Вышел он не оглядываясь.

– А чего ради я должен тебе помогать? – спокойно спросил Голд. – Особой любви у нас никогда не было.

– Сам знаешь, чего ради.

– Не стесняйся, советник, скажи!

Хоуи повернулся к зеркалу и некоторое время рассматривал себя. С удовлетворением. Поправил свой шелковый галстук, смахнул с лацкана воображаемую пылинку.

– Ради Уэнди, Джек, ради нее. Она ведь не перенесет такого удара. Ты не позволишь, чтобы что-нибудь такое случилось с твоей золотой девчушкой, правда же?

Голд почувствовал, как в нем поднимается привычный гнев – холодный, как лед, и огненный, как раскаленное добела железо. Так долго он подавлял в себе этот гнев, что даже почти обрадовался его возвращению. Он едва ли не наслаждался этой яростью.

– Ты же знаешь, как много значит для нее наша маленькая семейка, – говорил Хоуи. – Может быть, потому что ваш с Эвелин разрыв произошел, когда она была слишком маленькая и впечатлительная. Но если вдруг со мной что-нибудь случится, если что-нибудь разобьет наш крохотный безупречный мирок, я не хотел бы, чтобы она обвиняла в этом меня. – Любуясь своей бородой, он наклонился к зеркалу.

Голд мысленно схватил Хоуи за шею и шмякнул его физиономией в зеркало. В воображении живо возникли сломанные кости, изуродованная плоть, разбитые зубы. С большим трудом он подавил мощную волну закипавшего в крови гнева.

– А ты не прогадал, Хоуи. Женился на падчерице знаменитого доктора Марковица. Молодец!

Хоуи повернулся к Голду:

– Джек, не пытайся представить дело так, будто я не люблю Уэнди. Я очень ее люблю – с первого взгляда. И я не встречал существа более чудесного и доброго, чем она. А ради малыша я жизнь готов отдать. Но я не отрицаю, что меня ничуть не огорчил тот факт, что отец – ой, прости, отчим – Уэнди делает пластические операции звездам. Эти люди очень нужны мне, чтобы продолжить свою карьеру в этом городе. Когда-нибудь я хочу стать важной фигурой в той отрасли права, которая обслуживает индустрию зрелищ. А для этого надо быть конкурентоспособным в деле. Надо использовать все связи, имеющиеся в твоем распоряжении. Надо использовать любые средства, чтобы добраться до нужных людей, которые помогут тебе в продвижении. Но этого тебе не понять, Джек. Ты никогда не добивался ничего путного. У тебя даже амбиций не было – никакого желания стать реальной фигурой. Все, чего ты желал в этой жизни, – это быть вонючим копом, прости Господи!

– Не доводи меня до крайностей! Я ведь раздавлю тебя, как хитрого, пронырливого нью-йоркского таракана – ты и есть таракан!

В черных глазах Хоуи появилась жесткость.

– Ну не могут же все быть чисты, как девственный снег. Как ты!

Двое стояли друг против друга, разделенные узким полом туалета и океаном ненависти. Голд старался не шевелиться, ожидая, когда спадет кроваво-красная пелена гнева, застилающая ему глаза. Он смотрел на Хоуи, но заставлял себя видеть Уэнди, думать об Уэнди. И это помогло – через некоторое время он уже был в состоянии небрежно прислониться к кафельной стенке, сложив руки на груди и засунув ладони под мышки. Наконец он вымолвил:

– Значит, в интересах продвижения своей карьеры ты начал приторговывать кокаином.

Хоуи немного расслабился и присел на край раковины.