Убийца Шута

Я медленно встал и огляделся. В комнате царил беспорядок. Пустые бокалы из-под бренди и два пера, которые я, затачивая, испортил прошлой ночью. Нужно навести порядок. Слугам я не позволял здесь прибираться, более того, я был бы удивлен, обнаружив, что кто-то из них, кроме Рэвела, знает, как часто я использую эту комнату. Я редко приходил сюда при свете дня или длинными вечерами, которые разделял с Молли. Нет. Это место было моим убежищем от беспокойных ночей, для тех случаев, когда сон оставлял меня или беспощадно мучили кошмары. Я всегда приходил сюда один. Чейд привил мне привычку к хитрости, которая никогда не покидала меня. Я был единственным хранителем этой комнаты в необжитом крыле дома. Приносил дрова и убирал золу, подметал и прибирался… ну, иногда подметал и прибирался. Сейчас комната очень нуждалась в таком внимании, но у меня почему-то не было на это сил.

Вместо этого, я потянулся там, где стоял, и замер с запрокинутыми над головой руками. Мой взгляд остановился на мече Верити над каминной полкой. Его сделала Ходд, лучший оружейник, которого знал Баккип. Она погибла, защищая короля Верити. А затем Верити отказался от человеческой жизни ради своего народа, войдя в дракона, созданного им. Теперь он спал в камне, навсегда для меня потерянный. Внезапная боль потери была почти физической. Неожиданно я ощутил потребность уйти из этого места. Слишком многое в этих стенах связывало меня с прошлым. Я позволил себе еще один раз окинуть взглядом комнату. Да. Вот где я храню все мое прошлое и противоречивые эмоции, порожденные во мне. Вот откуда я пришел, чтобы попытаться разобраться в моей истории. И все это я мог оставить здесь, заперев дверь, и вернуться к своей жизни с Молли.

И впервые ко мне пришел вопрос: почему? Почему я собирал это здесь, подражая старым комнатам Чейда в Баккипе, и почему я пришел сюда, один, без сна, и пребывал среди трагедий и катастроф, которых уже не исправишь? Почему бы мне не оставить эту комнату, не закрыть за собой дверь и никогда сюда не возвращаться? Я почувствовал укол вины, и вытащил клинок, чтобы рассмотреть его. Почему? Почему мой долг — помнить тех, кого я потерял, и снова оплакивать их? Я так упорно боролся за свою собственную жизнь, и я победил. Она была моей, она была в моих руках. Здесь, где я стоял, валялись пыльные свитки, испорченные перья и напоминания о прошлом, а наверху — теплая женщина, любящая меня, спала в одиночестве.

Мой взгляд упал на последний подарок Шута. Трехлицый камень памяти отдыхал на каминной полке. Всякий раз, когда я отрывался от работы за письменным столом, взгляд Шута встречался с моим. Я бросил вызов себе и медленно поднял его. Я не брал его в руки с того самого Зимнего праздника три года назад, когда услышал вопль. Теперь я бережно сжал его и всмотрелся в резные глаза. Дрожь страха пронзила меня, но я приставил большой палец к его лбу. Я «услышал» слова, которые он неизменно говорил мне. «Мне всегда не хватало мудрости». Вот и все. Именно эта прощальная речь, его голосом. Исцеление и облегчение в то же мгновение. Я осторожно положил камень обратно на полку.

И подошел к одному из двух высоких узких окон. Я отодвинул тяжелую портьеру и посмотрел вниз на сад. Скромный пейзаж, подходящий для комнаты писца, но все же прекрасный: луна, бледно-жемчужные кружева листьев и бутонов растущих трав. Бело-галечные дорожки бежали между клумб, собирая свет. Я поднял глаза и посмотрел вдаль. За большой усадьбой Ивового леса раскинулись луга, а дальше — покрытые лесом склоны гор.

В эту прекрасную летнюю ночь овец оставили на пастбище в тихой долине, и они выглядели большими кляксами с вкраплениями групп подросших ягнят между ними. Надо всем этим в черном небе, блестели звезды как другое рассыпанное стадо. Я не мог видеть ни виноградники на холмах за овечьим пастбищем, ни Ивовую реку, которая, изгибаясь, вливалась в реку Бакк. Называли ее рекой больше из тщеславия, в большинстве мест лошадь могла легко прошлепать через нее, но все же она никогда не пересыхала летом. Ее щедрость и шумный поток обеспечивали изобилие маленькой долине. Ивовый лес был спокойным и благородным угодьем. Местом, способным укротить даже убийцу. Может, я и уверял Чейда, что должен пойти в город, чтобы обсудить цены на шерсть, но на самом деле он был прав. Старый пастух Лин и три его сына очень терпеливо доверяли мне; я многому научился у них, но настойчиво требовал своего присутствия на сделке с покупателем в основном для своей собственной гордости. Лин с сыновьями будут сопровождать меня, и хотя мое рукопожатие скрепит любой достигнутый нами договор, кивок Лина подскажет мне, когда я должен протянуть руку.

У меня отличная жизнь. Когда тоска овладевала мной, я знал, что это не что-то из моей сегодняшней жизни, но всего лишь мрак прошлого. И эти темные сожаления были только воспоминаниями, не способными причинить боль. Я подумал об этом и внезапно зевнул. Теперь можно и поспать.