– Я попытался – и все сильно испортил. Они насмехались надо мной. Говорили – я всегда буду терпеть поражение. Но с тобой такого не случится. Ты знаешь, как надо. Тебя этому учили. И ты в этом был хорош.
Теплая постель не смогла изгнать леденящий душу холод, который охватил меня. Я отодвинулся, но его рука вдруг схватила мою и сжала, крепкая как смерть.
– Когда-то ты в этом был хорош. В искусстве убивать людей. Чейд тебя учил, и ты был в этом хорош.
– Я хорошо убивал людей, – проговорил я деревянным голосом.
Слова показались бессмысленными, когда я произнес их вслух. Мне хорошо удавалось творить смерть. Нас разделяло молчание, более плотное, чем тьма.
Он опять заговорил. Его голос был полон отчаяния:
– Я ненавижу себя за то, что приходится об этом просить. Я знаю, ты изгнал это из своей жизни. Но я должен. Когда я отдохну, когда я тебе все объясню, ты поймешь. Их надо остановить, и, кроме смерти, нет другого способа. Между ними и тем, что они собираются сделать, есть только ты. Ты один.
Я ничего не сказал. Он был на себя не похож. Шут бы никогда меня о таком не попросил. Он слеп, он болен, он страдает. Он жил в жутком страхе. Он по-прежнему боится. Но теперь ему ничего не угрожает. Когда ему станет лучше, его разум прояснится. Он опять сделается самим собой. И попросит прощения. Если вообще вспомнит об этом разговоре.
– Пожалуйста, Фитц. Прошу тебя. Их надо убить. Это единственный способ их остановить. – Он болезненно втянул воздух. – Фитц, ты их убьешь? Всех. Покончишь с ними и теми ужасами, что они творят? – Он помедлил и прибавил слова, которые я страшился услышать: – Пожалуйста. Ради меня.
32. Нападение