Убийца теней

– Много о чём… о том, к примеру, что наш мир – не остров посреди великой реки, между двух берегов… Его действительно можно сравнить с островом, но круглый формы, и некая аллегорическая река окружает его со всех сторон, и в ней есть много других подобных же миров… И доказательство этого у нас перед глазами, потому что звёзды как раз и есть эти миры. Талвеон пишет, что об этом говорили ещё древние учёные, знание которых теперь почти забыто. Ещё он пишет о единстве мира, то есть, об отсутствии двойственности. Если люди видят вокруг себя противоречия и крайности, чёрное и белое, это значит, они искажают восприятие мира отражением своих собственных, внутренних противоречий. Мир же непротиворечив, и если бы люди узнали это – не просто узнали, а почувствовали сердцем, – они смогли бы уменьшить и свои внутренние противоречия. И это было бы хорошо, потому что войны и многие другие беды происходят как раз из-за противоречий…

«Ну, какие ещё нужны доказательства?» – мысленно обратилась к себе Ярла. Её лицо сделалось хмурым, если не сказать грозным.

Здесь, в этом городе, в плену держат такого же, как она. Только видун может так обоснованно излагать мысли насчёт отсутствия двойственности в мире. Не важно, какой именно видун – подобный им, Биргам и другим родам, в которых дар передаётся из поколения в поколение, или другой, развивший у себя способность видеть сущность мира и людей путём учёных изысканий. Отец рассказывал Ярле, что такие изыскатели, маги, были на свете всегда, только их ещё меньше, чем видунов наследственных, и к их детям дар не переходит.

Да, скорее этот узник из этих вторых. Потомственный видун не стал бы всё это записывать. Ему ещё в детстве объяснили бы, что делать этого нельзя, что все сведения нужно держать в памяти. Чтобы не подвергать опасности ни себя, ни своих родичей. У потомственных видунов есть дело – уничтожать ларвов. А в философствования лучше не вдаваться: до добра это не доведёт.

Если прилюдно кричать о своих знаниях, двухбережники этого просто так не оставят. Не допустят распространения философии, угрожающей их авторитету. Они и меньшей «ереси», чем отрицание двойственности, не терпят, вроде учения раннеправников, Самаем упомянутого. У человека, заключённого в лореттскую тюрьму, в детстве явно не было доброго советчика, который внушил бы ему, как важно осторожность соблюдать. Обретя познания силой своего разума и презрев опасность, он решил поделиться ими с другими людьми. Иными словами, решил героя из себя строить.

Ярла пыталась убедить себя, что злится на него, на этого Талвеона, на его наивную глупость. Но на самом деле в ней поднималась совсем другая волна гнева. Они здесь, в Лоретте, посадили в клетку ей подобного, мучают его и рано или поздно убьют. А она должна помогать этим людям, от ларва их избавлять? Они ведь и её, если бы всё про неё знали, засунули бы в такую же клетку, словно зверя. Потому что она отличается от них. Отличается не только способностями, но и знаниями, убеждениями. Об этом и предупреждал отец, веля хранить тайну. Так и говорил: если узнают – не простят. Те, кого больше, тем, кого меньше, никогда их отличия не прощают.

Трусость? Самозащита?

Лореттский узник не побоялся о своих знаниях во всеуслышание объявить. Что-то сподвигнуло его… Что-то, что выше страха за собственную жизнь. Знал же, на что шёл – не мог не знать.

А люди? Они не только не протестуют, ещё и одобряют, наверное, такую участь для еретика. Но… всё равно нельзя их на произвол судьбы со свободным ларвом бросать. Опять же, задаток за работу Ярла приняла… Хотя задаток-то можно и вернуть, не столько о деньгах речь, сколько…

Ну и что? Что ей делать теперь?

Свалился же этот Талвеон Эйрский не её голову! Ну, уедет она из Лоретта, а он тут, за решёткой останется. Судьбу свою в конце концов на виселице найдёт.

Но не для того же она ехала, чтобы их пленников из тюрьмы вытаскивать? Охотник она, а не подельник для заключённых.

Разумные доводы… Разумные, только кто же их слушаться будет?

– Если у тебя это найдут, – снова тряхнула Ярла в воздухе листами, – плохо тебе придётся.

– Талвеон уничтожить велел, как прочитаю. А я… ну, не могу уничтожить. Потому что на самом-то деле он другого хочет. Про одно ронорское изобретение говорил, станок для печати книг…

– Про станок не знаю, а на хранение возьму, если отдашь. У меня в большей безопасности эта писанина будет.

Лорк почти невольно потянулся к рукописи, и Ярла вернула ему её, предоставив самому решать, что делать с ней дальше. Лорк подержал листы в руках с бережной осторожностью, не то как великую ценность, не то как опасную, страшную вещь. Вздохнул и со страдальческим видом протянул Ярле:

– Да, ты права, мне у себя оставлять это нельзя. Но скажи, правда это, всё, что Талвеон написал? Или выдумки?

Ярла спрятала рукопись в поясной кошель.