Убийца в толпе. Шиллинг на свечи. Дело о похищении Бетти Кейн

Вы катите дальше и через полмили оказываетесь у развилки трех дорог. И тут же, на травке, аккуратненький такой указатель, и над каждой его стрелкой, указывающей на три разные стороны, по крайней мере три названия; может, вы думаете, что среди них есть то, которое вам нужно? Ничего подобного! Это было бы уж слишком примитивно! Вы несколько раз кряду прочитываете все названия и ждете, чтобы кто-нибудь появился и подсказал вам нужное направление, но будете ждать напрасно. Последний раз кто-то проезжал тут в прошлый вторник. Вокруг ни одного строения. Одни поля да объявление о цирковом представлении, которое прошло в этих местах в апреле прошлого года.

Так, вы наобум выбираете одну из трех дорог и после того, как проезжаете два дорожных указателя, которые нужную вам деревеньку не берут в расчет, наконец натыкаетесь на тот, где она есть, и дальше надпись: «Шесть и три четверти мили». Оказавшись на четыре мили дальше, чем прежде, вы все начинаете сначала, и все повторяется снова. И снова! После того как пункт назначения ускользает от вас в шестой раз, вам уже все равно: только бы съехать с дороги и где-нибудь прикорнуть. Так случилось и со мной, я решил поспать. В любом случае было неудобно заявляться к Крис так поздно.

– Но не слишком поздно для того, чтобы заночевать в гостинице.

– Конечно, если только вы знаете, где она. К тому же, судя по тем гостиницам, которые я видел по дороге, лучше уж заночевать в машине, чем там.

– Я смотрю, вы совсем обросли, – заметил Грант, кивая на небритый подбородок Хармера.

– Да. Иногда приходится бриться даже дважды в день. Особенно если вечером куда-нибудь иду. А что?

– Вы приехали в дом мисс Клей уже выбритым. Каким образом?

– Всегда вожу бритву с собой. Иначе мне нельзя, вы же видите.

– В то утро вы не завтракали?

– Нет, я намеревался позавтракать у Крис. Да я и не привык плотно завтракать. Только кофе и апельсиновый сок. Господи, ваш апельсиновый сок – гадость сплошная. А кофе… Что они с ним делают? Хозяйки, я имею в виду. Он…

– Может, оставим в покое кофе и перейдем к делу? Почему вы сказали сержанту, что ночевали в Сануидже?

Выражение лица Хармера неуловимо изменилось. До сих пор он отвечал не задумываясь, почти автоматически. Его широкое, в общем-то добродушное лицо было не напряжено и довольно дружелюбно. Сейчас оно стало настороженным, оно сделалось… да, пожалуй, враждебным.

– Потому что нутром почувствовал – случилось нечто неприятное, и не желал оказаться в чем-то замешанным.

– Вам самому не кажется это довольно-таки странным? Вы почувствовали наличие злого умысла, когда еще никто ни о чем и не подозревал?

– Не нахожу в этом ничего необычного. Мне сказали, что Крис утонула, но я-то знаю, что она плавает как рыба. Той ночью я не ночевал дома – был в дороге, как известно, а сержант и без того глядел на меня так, будто собирался тут же допрашивать, кто я такой и зачем явился.

– Но сержант тогда еще полагал, что ее смерть просто несчастный случай. У него и повода не было вас допрашивать.

– А ему и не нужны были никакие поводы. Я еврей – этого достаточно.

– Бросьте, мистер Хармер! Неужели вы хотите, чтобы я поверил…

– Да, да, только, пожалуйста, не надо мне читать лекцию на эту тему! – прервал его Хармер. – Я все знаю наизусть: Англия – страна полнейшей веротерпимости. Здесь не делают различия между людьми разных национальностей; англичанам абсолютно все равно, какую веру кто исповедует, и никого не волнует цвет вашей кожи! Да известно ли вам, дорогой инспектор, что Англия – единственная страна, где нас не принимают за своих? – выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Мы должны знать свое место. Это же ваше излюбленное выражение: «Знай свое место!» – и тут лучше не скажешь! Никаких тесных контактов! Никаких смешанных браков. Выйти замуж за еврея, если у него меньше ста тысяч в год, – боже упаси! И даже в этом случае никто не плачет от умиления. Вы – единственная страна, где еврей навсегда остается евреем. Немецкий еврей – немец, российский еврей ведет себя как русский. Эти страны их вбирают, воспринимают как своих. Но английский еврей так и остается евреем. И вы еще называете это терпимостью!

Грант не только выглядел удивленным – он на самом деле был изумлен. Кто бы мог подумать, что у этого самодовольного песенника (если угодно, у этого стяжателя, охотника до женщин, сплетника и завсегдатая лучших ресторанов) нашлось столько горечи? Хармер уже до этого упомянул о своем комплексе неполноценности, но Грант не принял его слова всерьез. И сейчас Грант невольно подумал о том, что, наверное, именно этот комплекс неполноценности и порождал людей, претендовавших на роль мессии за долгие века существования человеческого рода. Возможно, главное, что движет такими людьми, – это и есть гипертрофированное чувство собственной неполноценности. До сих пор ему казалось, что у мессий и пророков просто слишком много пробивной энергии. Он решил несколько изменить направление разговора.

– Между прочим, откуда вы знали, где искать мисс Клей? Насколько я знаю, она держала свое убежище в секрете.