А если ссора имела материальную подоплеку? Ламонт, видимо, очень болезненно переживал свою – относительную, конечно, – бедность и сам признал, что его разозлила бесчувственность друга. За этим его выражением «сыт по горло», возможно, скрывалась острая зависть, внезапно перешедшая в ненависть? Хотя, имея двести двадцать три фунта… постой-ка, он же лишь потом узнал о содержании пакета! Вероятно, эта часть истории про пакет верна и Ламонт действительно думал, что в нем часы. В обычной жизни вряд ли случается, что друг в качестве прощального подарка дает тебе двести двадцать три фунта – притом что это все его деньги. Хорошо: значит, такой ход событий возможен. Ламонт прощается и потом… Но тогда по какому же поводу они ссорились? Если Ламонт пришел, чтобы убить Соррела, он не стал бы привлекать всеобщее внимание громким спором.
А Соррел? Что он собирался сделать? Если поверить Ламонту, то единственное объяснение поведению Соррела – заранее обдуманное самоубийство. Все рассуждения на эту тему снова привели Гранта к мысли, что только выяснение прошлого Соррела может либо подтвердить, либо – как это ни невероятно – исключить виновность Ламонта. Первое, чем он займется по возвращении в Лондон и что он упустил в пылу погони за Ламонтом, – это розыск багажа Соррела. Если же и это ничего не даст, нужно будет навестить миссис Эверет. И это он сделает с превеликим удовольствием.
Грант еще раз взглянул на крепко спавшего Ламонта, отдал последние инструкции стоически бодрствовавшему констеблю и заснул – озабоченный, но исполненный решимости не ставить точку в этом деле, а разобраться до конца.
Глава пятнадцатая
Брошь
После горячей ванны, где, разнеженно перебирая пальцами ног, Грант силился настроить себя на веселый лад – как и подобает полицейскому офицеру, изловившему преступника, – он направился в Ярд докладывать обо всем шефу. Прием, оказанный ему сим облеченным высокой властью господином, был крайне благожелательный.
– Прекрасно сработано! – произнес Баркер. – Хорошо, что это были вы, а не я. Никогда не любил носиться по болотам. Похоже, этот вид спорта для вас – в самый раз.
Пока Баркер знакомился с документами, Грант отошел к окну. Он глядел на зеленеющий газон, на освещенную солнцем реку и думал о том, что неужто и вправду валяет дурака, вместо того чтобы радоваться удачному завершению вполне ясного дела. Ладно, дурак он или умный – время покажет, а сейчас, после разговора с шефом, он немедленно отправится на вокзал Ватерлоо и посмотрит, что там есть. Он услышал, как Баркер кинул на стол бумаги, и быстро обернулся: ему не терпелось услышать мнение Баркера по поводу показаний.
– Что вам сказать? – медленно произнес сей достойный представитель власти. – Прочитав это, горю желанием увидеть этого вашего Ламонта.
– Зачем?
– Затем, что ужасно хочется взглянуть на человека, который своей слезной историей сумел пронять инспектора Гранта. Самого` непрошибаемого Гранта!
– Только и всего? – хмуро спросил Грант. – Значит, вы не верите ни одному его слову?
– Ни одному! – жизнерадостно откликнулся Баркер. – Давно не читал более немыслимой истории. Хотя, конечно, при таких неопровержимых уликах мало что можно сделать. Но он постарался на славу – в этом я готов отдать ему должное.
– Ладно. Взгляните на это дело с другой стороны и скажите: вы лично можете найти объяснение, почему Ламонт убил Соррела?
– Ай-яй-яй, Грант, как не стыдно! После стольких лет работы в Ярде вы все еще пытаетесь отыскать логику в убийстве? Определенно, вам требуется отдых, старина. Возможно, Ламонт убил Соррела, потому что его раздражало, как тот ест. И потом, не наше это дело – заниматься психологией, искать мотивы и всякое такое. Так что не ломайте себе голову. Найти неопровержимые улики, засадить в камеру – вот и вся наша забота.
Опять наступило короткое молчание. Грант сложил бумаги и уже собирался уходить, когда снова раздался голос Баркера:
– Послушайте, ну а если без шуток: вы сами-то не верите, что Ламонт убийца?
– Все говорит именно за то, что убил он. Все улики налицо, – произнес Грант. – Я сам не понимаю, что именно меня не устраивает. Но ничего не могу с собой поделать.
– Опять ваш знаменитый нюх? – проговорил Баркер в прежней полушутливой манере. Но Грант оставался серьезен.
– Нет, – сказал он. – Просто, в отличие от вас, я видел его и разговаривал с ним.
– Это то, о чем я говорил вам с самого начала, – напомнил Баркер. – Ламонт испробовал на вас свою жалостную историю, и у него получилось. Выкиньте все это из головы, Грант, пока вы не добудете хоть какого-то подтверждения своим сомнениям. Нюх – дело хорошее. Не буду отрицать: вам удавалось несколько раз прийти к совершенно феноменальным выводам, но в той или иной степени вы все-таки исходили из имеющихся улик, что в данном случае категорически невозможно.