Убийца внутри меня

Домкрат я водрузил на доску, поднял машину и поменял колесо. Бросил инструменты в машину, завел мотор и задним ходом выехал на Деррик-роуд. Обычно я не стал бы выезжать ночью задним ходом на шоссе с выключенными огнями — скорее уж без штанов бы поехал. Но сегодня — не обычно. Я просто не подумал.

Если бы «кадиллак» Честера Конуэя ехал чуть быстрее, я бы сейчас вам этого не рассказывал.

Он, ругаясь, вывалился из машины, увидел, кто я, и выругался еще крепче:

— Черт бы тебя драл, Лу, ты-то должен понимать! Убиться хочешь, за-ради Христа? А? Ты вообще что тут делаешь?

— Пришлось заехать — колесо спустило, — ответил я. — Простите, что…

— Ладно, поехали. Давай двигаться. Что, всю ночь тут стоять, языками трепать?

— Двигаться? — переспросил я. — Но еще ж рано.

— Черта с два! Четверть двенадцатого, а этого проклятого Элмера до сих пор нет дома. Обещал сразу же вернуться, а сам сидит. Новых хлопот, видать, на свою голову нашел.

— Может, ему еще чуток времени дать? — спросил я. Мне нужно было выждать. Я не мог вернуться в этот дом прямо сейчас. — Вы б ехали домой, мистер Конуэй, а я…

— Я еду сейчас туда! — Он направился к своей машине. — И ты поедешь за мной!

Хлопнула дверца «кадиллака». Конуэй сдал назад, объехал меня и опять заорал, чтоб я ехал за ним. Я крикнул, что еду, и он прибавил газу. Быстрый какой.

Я закурил сигару. Завел двигатель и снова заглушил. Завел и заглушил еще раз. Наконец глушить не стал, не хотелось ему умирать, и я поехал.

Подкатил по дорожке к дому Джойс и остановился в самом конце. Во дворе все равно места не было — там стояли тачки Элмера и старика. Я выключил мотор и вышел из машины. Поднялся по ступенькам и прошагал по крыльцу.

Дверь стояла открытой, а старик в гостиной разговаривал по телефону. Лицо у него было такое, будто ножом с него срезали всю рыхлость.

Казалось, он даже не очень возбужден. И не очень грустит. Деловитый такой, и от этого все казалось страшнее.

— Еще бы, конечно, плохо, — говорил он. — Не надо мне этого повторять. Я и так знаю, насколько все плохо. Он мертв, и тут ничего не поделаешь, а меня интересует она… Ну так шевелиться надо! Да, сюда. Мы же не хотим, чтоб она подохла, правда? Во всяком случае — просто так. Я хочу посмотреть, как ее поджарят.

7

Только часа в три ночи я закончил говорить — главным образом, отвечать на вопросы шерифа Мейплза и окружного прокурора Хауарда Хендрикса; думаю, понятно, что мне было не очень хорошо. Меня как бы тошнило, и при этом — ну, я был довольно-таки обижен, зол. Не так все должно было обернуться. Все как-то неразумно до тупости. Неправильно.

Я сделал все, что было в моих силах, избавился от пары нежелательных граждан аккуратно, без выхлопа. И тут выясняется, что одна еще жива, а насчет второго поднимается такой шум, что уши закладывает.

Выйдя наконец из суда, я поехал к Греку и взял себе кофе, хоть и не хотелось. Его мальчишка устроился подрабатывать на заправку, а старик не соображал, хорошо это или нет. Я ему пообещал заехать и поглядеть, как там что.

Домой мне ехать было не с руки — Эми начнет выспрашивать. Я надеялся, что, если задержусь посильнее, ей надоест ждать и она уйдет.

Мальчишка Грека Джонни Паппас работал у Ловчилы Мёрфи. Когда я подъехал, он возился в моторе своей тачки сбоку от заправки. Я вылез из машины, и он медленно двинулся ко мне — как-то с опаской, вытирая руки комком ветоши.

— Слыхал, у тебя новая работа, Джонни, — сказал я. — Поздравляю.

— Ну… — Он был высокий, симпатичный; совсем не похож на отца. — Тебя папаша прислал?

— Он мне сказал, что ты теперь тут работаешь, — ответил я. — А что-то не так?

— Тебе не спится, я гляжу.

— Да, — рассмеялся я. — Тебе, я вижу, тоже. Залил бы ты мне бак да масло проверил, а?

Он занялся делом, а когда закончил, подозрений у него, считайте, никаких и не осталось.

— Извини, что взъерепенился, Лу. Меня папаша пилил — он же не понимает, что парню в мои годы свои настоящие деньжата нужны. Вот я и подумал, что он тебя послал меня проверять.

— Ты ж меня знаешь, Джонни.

— Еще б не знать, — тепло улыбнулся он. — Меня и так все пилят, а никто, кроме тебя, толком и не помог. Ты у меня во всем этот паршивом городишке единственный друг. Зачем ты это делаешь, Лу? В чем тебе выгода — возиться с тем, кого все пинают?

— Ой, да не знаю, — сказал я. Я и не знал. Я даже не понимал, как могу стоять тут и с ним разговаривать, когда мне о стольком нужно подумать. — Может, потому, что совсем недавно и сам был таким же. С отцами вообще смех и грех. Лучшие как раз и не дают тебе спуску.

— Ну… да…

— В какую смену работаешь, Джонни?

— С полуночи до семи, только по субботам и воскресеньям. Как раз на карман хватает. Папаша думает, я буду слишком уставать в понедельник перед школой, но я не буду, Лу. У меня все отлично получится.

— Конечно получится, — сказал я. — Вот только знаешь что, Джонни? У Ловчилы Мёрфи неважная репутация. Мы так и не доказали, правда, замешан он в разборке угнанных машин, или нет, но…

— Знаю. — Джонни смущенно пнул гравий на площадке. — Лу, я не вляпаюсь.