Убить дракона

Походный совет, собранный на скорую руку, недолго помыслив (но вволю подрав глотки), вынес простое решение: отправить лазутчиков в ближайший городок, пошукать на местном базарчике богатых купцов с толстой мошной. Разведка вернулась споро и не с пустыми руками, попутно ограбив небольшой караван. Мошна была, купцы – увы.

Следующая сходка была обстоятельней. Жарилась косуля на ночных углях, неспешно лилось кислое фламандское вино из дубовых бочонков законной добычи, но ор стоял прежний – яростный, непримиримый. Плох тот казак, что не мнит себя атаманом; полдюжины запорожцев родили две дюжины мнений.

Спор утих. Еще какое-то время войсковая старшина, развалившись на мягкой траве, хрустела нежными косточками степной дичи, обмениваясь недружелюбными взглядами. Выручил досель молчавший характерник, задав немудреный вопрос:

– А кому нужда в конях наипервейшая?

Казаки крякнули дружно, очумело покрутив головами. Ответил за всех сотник Секач, поперхнувшись солеными орешками, прокашлявшись и выкатив удивленные глаза:

– Ну, ты, брат, и спросил. Все нужду мают в добром скакуне: и басурмане, и ляхи… и люд торговый, коль учует, выгоды своей не упустит.

– А земли здесь чьи?

– Ногайские… То каждый суслик ведает. Запорожцы недоуменно переглядывались, не понимая, куда клонит голдовник.

– Так им и надо продать! – донес свою мысль Данила.

– Кому «им»? – осторожно поинтересовался Гонта.

– Ногайцам, – охотно пояснил характерник, посмеиваясь в глубине души.

– Ты, брат-колдун, вина хмельного лишка испил, – наконец выдавил из себя Секач, с трудом подбирая необидные слова. – У степняков свои табуны несметные, к чему им наши кони? Да и не привык ногаец платить за то, что испокон веков добычей числит.

– А это как торговать, – загадочно ответил Данила. – Беи степные слово крепко держат свое?

Вмешался Гонта, задумчиво перекатывая травинку в поджатых губах. Испытующе прищурившись, он резко спросил:

– Удумал что?

Данила неопределенно пожал плечами, мол, есть кой-какие мыслишки. Неожиданно его поддержал невысокий коренастый казак с насмешливым взглядом на дубленом морщинистом лице: войсковой писарь и казначей Голуб. Отрезав добрый шмат истекающего соком мяса, писарь рассудительно произнес:

– За спрос в рыло не бьют. Погутарим с беями, авось и будет толк.

Гонта вопросительно приподнял бровь, помолчал минуту в раздумьях, прошелся заскорузлой ладонью по седеющей щетине и зычно крикнул куда-то в темноту:

– Лисица! Подь сюда!

Послышалась возня, звук опрокинутого котелка, громкое ругательство, потонувшее в раскатах дружно грянувшего хохота, и через секунду запыхавшийся казак предстал во всей красе, на ходу разглаживая в мокрых пятнах синий жупан.

– Звал, батько? – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно скаковая лошадь, Лисица быстрым взглядом окинул собравшихся.

– Бери свой десяток и разыщи улус ногайский, – приказал атаман. – Да не абы какой, захудалый, ищи род небедный, зажиточный. Найдешь хана…

Взгляд казака предвкушающе полыхнул на мгновенье, а губы изогнулись в недоброй ухмылке.

– Живым брать, али сразу прирезать? – перебив атамана, деловито осведомился он.

– Тю на тебя! – осерчал Гонта. – Послом идешь, скажешь – встречи ищем…

Боян Лисица, на удивление, не стал задавать излишних вопросов, молча кивнул, развернулся и скрылся в редкой заросли. Через секунду раздался переливчатый свист – условным знаком десятник собирал свою ватагу.

В любом бою низовые атаманы казачьего войско идут во главе своих дружин, и первыми попадают под пули и вражьи сабли. В недавнем походе на правобережную шляхту полегло немало вожаков, и их места заняли молодые, но бывалые запорожцы. И пан Ляшко, и Лисица стали во главе десятков…

Проводив посольство, Данила, пошатываясь от выпитого, направился к своему шатру, покинув казацкую пирушку в самом разгаре. Сколько он спал, трудно сказать, проснулся же сотник от негромкой перебранки за откинутым войлочным пологом, сквозь темный проем которого виднелись тускло мерцающие звезды и тающая предрассветная луна. Радостно лыбящийся Лисица бесцеремонно ввалился в походную палатку и шлепнулся на одеяло, скрестив по-турецки ноги.

– Ну, че? – недовольно буркнул Данила, громко зевая и подслеповато щурясь ото сна. Жутко хотелось спать, а голова слегка шумела от вчерашней выпивки. – Раздобыл хана?

– А як же? – с гордостью ответил казак и добавил: – Тебя атаман кличет, к ногайцам в гости.

Мысленно выругавшись, Данила отхлебнул из кожаного бурдюка затхлой солоноватой воды и вылил остатки на хмельную голову.

– Данила, – уже в спину окликнул Лисица.

– Чего тебе еще? – раздраженно обернулся сотник.

Казак смущенно замялся, непривычно-робко взирая голубыми глазами, и, наконец, простодушно вопросил:

– Змея мне приснилась черная, подколодная… к чему бы это?

– Это теща, женишься скоро! – обрадовал колдун застывшего с открытым ртом товарища и побрел в сторону атаманского шатра.

– Кочевье рядом, верстах в тридцати отсель, – без предисловий встретил его Гонта. Молча протянув сотнику кувшин с характерным бодряще-кислым запахом, атаман коротко сказал: – Собирайся!