Убить Ланселота

Гаревая дорожка уходила направо. Хоакин сворачивать не стал. Он все бежал и бежал вперед: через трибуны Градского Колизея, мимо скамеек, плакатов, мимо онемевших от удивления однокурсников. Град Града уходил в прошлое. Таяли в тумане семь потерянных лет, наполненных зубрежкой, страхом перед преподавателями, бесшабашными пирушками, дуэлями…

«Уйду в разбойники, — думал Хоакин. — Как я раньше не догадался? Буду восстанавливать справедливость. Отнимать у богатых, раздавать бедным».

Вечером того же дня он оказался в Деревуде, в обители вольных стрелков. И это тоже было своего рода чудо. Достаточно глянуть на карту: где Град Града, а где Деревуд?

То-то же.

Лес смыкал над головой студента зеленые кроны. Семь лет кабинетной жизни не прошли даром: от лесных запахов у Истессо закружилась голова. Древесные корни — не кубические, не корни уравнений — лезли под ноги. Птицы весело щебетали всякую ерунду. Они знать ничего не знали об изочарах и магопотенциалах.

— Ля, маэстро Кроха, — пропела над головой студента дубовая ветвь. — Человек.

— Че?…

— Путник, друг мой. Могу прозакладывать смычок, онне граф и не аббат. Хе-хе! Прослушаем его тремоло, маэстро Кроха?

— Че?…

Хоакин завертел головой. Звуки доносились откуда-то сверху.

— Кто вы?! — крикнул он, задрав голову. — Что вы там делаете?

— Мы вольные стрелки, парень. Кошелек или жизнь!

Ветви зашуршали, и на тропу скакнул человек. В зеленом камзоле, тонконогий, круглоголовый — он напоминал богомола. Из-за спины разбойника виднелся гриф китарка. На носу поблескивали очочки.

— Деньги отдавай и не фа-ля-соль. Понял?

В руках очкарика блеснула шпага. Сразу видно — часто держать оружие ему не приходилось.

— Ты разбойник, что ли?… Так бы и сказал.

— Разбойник… Я вольный стрелок. Алан Квота Квинта-Ля, к вашим услугам, — расшаркался стрелок. — Трувер и миннезингер лесной братии.

— А я Хоакин Истессо. Только денег у меня нет.

— Че? Че он грит?

Кусты зашевелились. Из них выбрался великан в кожаной безрукавке — чернявый, с глумливой сатирьей рожей. В нечесаной бороде его застряли березовые листочки.

— Денег нет, говорит, — сообщил Алан. — Совсем.

— Это зря. — Громила почесал бороду. — Это мы проверим. И все равно ограбим и убьем. Только уже без удовольствия.

Хоакин вздохнул:

— Убивайте. Но денег у меня все равно нет.

Он снял с плеча сумку и бросил очкарику. Тот пошарил внутри и согласился:

— Не врешь. С деньгами у тебя полная кабалетта. Жрать небось хочешь?

— Ага.

— Тогда идем. Эй, маэстро Кроха! Хоакин наш гость, так что личико повежливее сделай. Покажи, что здесь и как. А я пойду распоряжусь что-нибудь рубато.

Квота Квинта-Ля умчался. Громила проворчал нечто неопределенное и нырнул в кусты. Вернулся он в шикарном берете малинового бархата.

— Добро пожаловать в Деревуд, усталый путник. Рад, что ты не стал отбирать у Алана шпагу и бить его коленом в живот, как собирался. Собирался, собирался, по глазам вижу. Видишь тот куст? — Грязный палец вытянулся к зарослям ежевики. — Там Соль Брава. Шести дублонам с полутораста шагов в глаз попадает.

Хоакин уважительно затаил дыхание.

— Теперь посмотри налево.

Студент послушно повернул голову.

— Рут Доднапью. О ее меткости шепотом говорят. Вслух боятся, понял? Горда, обидчива, злопамятна — истинная дочь леса.

— Э-э… Застрелит?

— Хуже. Глаза выцарапает. А вон там…

— Вообще-то я иду в Агриппию, — сообщил Хоакин. — У меня там родственники.

— Мы их оповестим. Назначим выкуп. Очень большой.

— Да вы и очень маленький вряд ли получите.

— Ничего, ничего, не спорь. Так полагается.

Некоторое время они шли в молчании. Потом верзила достал из кармана красную шелковую косынку.

— На, повяжи на шею. Через две сосны Самуэллир сидит.

— А он что?

— Близорукость минус двенадцать. На слух стреляет.

— И?

Кроха вздохнул:

— Это косынка его жены. Самуэллир ее боится до дрожи в пальцах. Жены, я имею в виду, жены, не косынки. Может, и пронесет тебя, бедолагу.

Хоакин вновь заозирался. На душе стало светло и радостно. В лесу щебетали птицы, прыгали по ветвям белки — отчего бы здесь не водиться разбойникам?

Экскурсия продолжалась до самого разбойничьего лагеря. Когда меж деревьев завиднелись отблески костра, Кроха погрустнел.

— Ну вот и все. Пришли. Сейчас представим тебя капитану. Корин! Эй, Ко-орин! — закричал он.

Из сумрака вылепилась тщедушная фигурка в плаще-невидимке и огромных болотных сапогах. Щека разбойника была перевязана платком.

— Корин, у нас сюрприз.

— Сюрприз? Где? Который? — Разбойник говорил отрывисто, словно лисица, лающая на ежа. — Барон? Виконт?

Он придвинулся к Хоакину нос к носу. В лице его мелькнуло благоговейное выражение:

— Неужто епископ?!

— Нет, Корин. Это всего лишь студент. В Агриппию к родителям идет.

Глаза Корина подозрительно блеснули:

— Студент? Не шпион?

— Не беспокойся. Лучше проверь, не осталось ли сухарей. Гостя надо кормить, поить, ну и прочее, что полагается.

Капитан проворчал что-то и растворился во тьме. Послышались булькающие звуки, словно кто-то полоскал горло. Бородач уважительно посмотрел вслед: