Убить Ланселота

Стрелок остановился у ленты. Не глядя, протянул руку за ножницами. Строй варваров качнулся, бухгалтеры расступились, пропуская новое действующее лицо. Грудастая девушка с волевым лицом лебяжьей походкой двинулась к Хоакину. В руках — атласная подушечка, на подушечке — золотые ножницы.

Харметтир лучился счастьем: ведь это его дочь выбрали для ритуала. Оки, у которого было два сына, но не нашлось дочерей, остался не у дел. В кои-то веки восторжествовала справедливость.

— Позвольте мне, сударыня, — с ликующим звоном бубенчиков выпрыгнул Ойлен. Выкинул коленце, в комичном ужасе хлопнул себя по бедрам, присел. Девушка не успела даже вскрикнуть, как шут схватил ножницы.

— Эгей, Хок, — заорал он. — Что нам церемонии? Давай по старой памяти! Как раньше, помнишь?…

Хоакин равнодушно посмотрел на шута:

— Не помню ничего. Но делай как знаешь.

— И то верно.

Средь варваров поднялся ропот. Не обращая ни на кого внимания,Тальберт протянул Хоакину ножницы. Сделал это неловко: едва стрелок коснулся золотых колец, пальцы Ойлена разжались. Ножницы сверкающей стрекозой нырнули в снег.

— Вот досада! — Бродяга улыбнулся бледными губами. Шепнул торопливо: — Обманули тебя, Хок. Там за порталом — смерть. Тебе в правую арку надо. Слышишь? Там Лиза.

— Понял, — Ланселот зашарил в снегу, отыскивая ножницы. — А ты беги, спасайся, бродяга… Варвары тебе этого не простят.

Так и вышло. Аларикцы взревели дико и отчаянно. Харметтир успел первым. Громадная туша охотника на ухохотней обрушилась, сбивая шута с ног.

— В правый! В правый, Хоакин — орал Тальберт, пятная снег красным. — Там Лиза! Спаси ее!

— А, предатель! — ревел Большой Процент. — Ах ты, сссука!!

Против варварского тана шансов у шута не было. Клубок из двух вопящих и рвущих друг друга тел прокатился меж соснами и рухнул с обрыва. Вокруг Хоакина образовалось кольцо старших бухгалтеров. Финдир выхватил из рукава табакерку.

— Всем разойтись! — крикнул он. — Держите его!

Варвары заметались, не зная, какой приказ выполнять. Снизу донесся вой. Вот он оборвался, и над снежным валом рывками появился силуэт Харметтира.

— Готов, — объявил варвар, пошатываясь. Возвращаться ему пришлось по целине. На каждом шаге могучий тан проваливался в снег по колено, а то и по пояс — Так ему, падле. Попомнит аларикскую вольницу.

— Хорошо. — Финдир вытряхнул из табакерки в ладонь пригоршню чихательного зелья. Он предусмотрел все. И возможное предательство, и то, что Ланселот может заартачиться. Но крайних мер не понадобилось. Хоакин вдруг скорчил гримасу. Он сдерживался из последних сил, а потом присел, спрятал лицо в ладонях и оглушительно чихнул. Еще и еще раз.

Золотой Чек усмехнулся. Боги хранят Аларик. Бесполезный порошок пришлось высыпать обратно в табакерку. Король махнул рукой:

— Продолжаем церемонию. Ну что встали?

Все вернулось на круги своя. Раззява-златовласка протянула Хоакину ножницы. Губы ее тряслись, румянец сошел со щек. Трясись, трясись, милая, подумал Финдир. У Аларикского зверя будут свои жертвенные девы, и ты окажешься первой. И вряд ли Харметтир будет против — он слишком любит почести и церемонии.

Истессо озадаченно смотрел на ножницы. Спасительный чих стер из его памяти не только выходку шута: о том, что ему предстояло сделать, Ланселот тоже не помнил.

Король решил, что пора прийти ему на помощь.

— Понимаю, как тебе тяжело, парень, — обнял он за плечи стрелка. — Ничего не помнишь, да?

— Куда делся Бизоатон? — спросил Истессо. — Почему кругом зима?

— Слушай, я тебе все объясню. Только быстро. Слушай же…

Бухгалтеры обступили шатающегося Харметтира. Кто-то протянул кружку с горячим вином, кто-то — ухохотний окорок. Тан же первым делом потянулся к своему гроссбуху. Лишь добавив новую закладку, он принялся за еду и питье.

— Силен, брат, — Оки фамильярно потрепал Харметтира по плечу. — А что с Ойленом?

— Ничего особенного. — Большой Процент зачерпнул пригоршню снега и прижал к заплывающему от удара глазу, — Волков кормит.

— Волков — хорошо. Волк — варварский зверь. Надеюсь, он не подведет, дело-то важное.

Харметтир отбросил окровавленный снежок в сторону и загреб новую пригоршню снега.

— Тут беспокоиться нечего. Ойлен посвятил этому делу всего себя.

Глава 16

МЕДОВАЯ КОМЕТА

Старый жрец сидит в шатре и пьет малиновый чай с коржиками на меду. Два старших бухгалтера и шаман следят во все глаза, чтобы он не исчез и не выкинул какой-нибудь номер. Финдир честно предупредил стражников, что случится, если старик сбежит или превратится в зверя великого. Потому-то они так по-звериному чутки к каждому его движению. Что не мешает им, впрочем, спокойно беседовать.

— …а это правда, что по улицам Арминиуса бродят северные олени? — спрашивает его преосвященство, прихлебывая из блюдца.

Варвары переглядываются.

— Что олени! — говорит старший. — Я однажды пингвина видел.

— А я ухохотня, — подхватывает тот, что помоложе.

— А вот белые медведи к нам не забредают, — задумчиво говорит шаман. — Ухохотней боятся. Нет зверя страшнее тролля-ухохотня.