Убить Сталина

Ханц Грейфе едва улыбнулся:

— Это не совсем так. Мне пришлось обратиться за помощью к Жиленкову, у них сложились приятельские отношения. А потом, они одного возраста, так что в их отношениях барьеров не существовало. Я попросил его рекомендовать Таврину именно террор. На мой взгляд, он идеально подходит для этой деятельности. Хладнокровный, изобретательный, не страдает излишней одержимостью, что тоже очень важно в нашем деле. Правда, у него есть амбиции, но в меру. Именно на этом и пришлось сыграть. Жиленков посоветовал ему заняться террором и попросить нас, чтобы мы доверили ему устранение Сталина. Так что, когда он пришел со своим предложением об устранения Сталина, я только изобразил удивление.

— Что было потом?

— Мой принцип — поощрять инициативу. Именно она позволяет понять, на что человек способен. Я предложил ему расписать, как он видит саму акцию устранения Сталина, с учетом всех малейших деталей. И через несколько дней он принес мне подробный план, который и был взят за основу. Конечно, многое мы подкорректировали, но главное осталось.

— Значит, идея с радиоуправляемой бомбой его?

— Да, господин бригадефюрер, но мне кажется, что здесь поучаствовал и Жиленков. В свое время он руководил одним из районов Москвы и прекрасно осведомлен о привычках Сталина и традициях руководства страны. На каждую годовщину Октября Сталин приходит в Большой театр. Здесь под его ложей можно установить радиоуправляемую бомбу.

— А чья выдумка с «панцеркнакке»?

— Идея принадлежит Таврину. Только он предлагал сделать какой-нибудь стреляющий чемодан. Но человек с чемоданом или громоздкой сумкой вызывает подозрение. Его может остановить любой патруль и проверить, что находится в чемодане. Совсем другое дело, если устройство будет спрятано, например, в рукаве. Дальнейшее уже детали. В рукав можно вмонтировать ствол, который совершенно не будет заметен снаружи. Уверен, если он окажется поблизости от машины Сталина, то Таврину хватит хладнокровия, чтобы поразить ее одним выстрелом.

Шелленберг поднял руки.

— Вы меня убедили. Давайте остановимся на Таврине.

Глава 21 «ПАНЦЕРКНАККЕ» — ПРОБИВАЮЩИЙ БРОНЮ

С высоты двухсот метров Дунай не выглядел столь уж широким. Где-то в закоулках души ворохнулось честолюбие: «А Волга-то пошире будет!»

И все-таки Дунай был красив, крепко стянутый по берегам холмами, поросшими хвойными лесами, он то ускорял течение в тех местах, где каменистые отроги подступали к самой воде, а то растекался привольно, когда выходил на равнину.

Берега ухоженные, на небольших ровных террасах вился виноград, а наверху холма, подавляя окрестности своим величием, возвышались развалины старинного замка. Петр Таврин невольно загляделся на величественные стены, взбиравшиеся по спирали к островерхой вершине.

— Когда-то здесь в плену содержался Ричард Львиное Сердце, — сообщил Грейфе. — Вы слышали эту легенду?

— Не приходилось.

— Во время Третьего крестового похода Ричард был захвачен в плен. Его оруженосец долгие годы обходил замок за замком, играя на свирели. И когда из этого замка отозвалась свирель хозяина, он понял, что Ричард Львиное Сердце заточен именно здесь.

На высоте двухсот метров было сравнительно прохладно, зато внизу, где стелились виноградники, царил самый настоящий зной.

Повернувшись к Ханцу Грейфе, Таврин спросил:

— Вы хотите сказать, что некоторые люди отличаются необыкновенной преданностью?

Оберштурмбаннфюрер рассмеялся:

— Вы меня не так поняли. Я просто хотел сказать, что здесь каждый камень дышит историей. Места красивые, и за многовековую историю находилось немало королей, которые хотели бы получить их в свое владение. Через эти места прошли и колонны римлян, и орды варваров. Бывали здесь и французы, и немцы. Знаете, австрийцы очень отличаются от них всех.

Оберштурмбаннфюрер Грейфе, заложив руки за спину, размеренно поднимался по асфальтовой дорожке к замку. В отличие от большинства немцев, он не придавал большого значения своему внешнему виду. Форму предпочитал чуть ли не на пару размеров больше, и она сидела на нем мешковато, собираясь в многочисленные складки. Вместо изящных очков в тонкой оправе, модных в среде офицеров, он носил массивные, с металлическими дужками. Густая рыжеватая шевелюра была вечно растрепана — он смахивал скорее на инженера какого-нибудь закрытого бюро, всецело находящегося во власти хитроумных формул. Правда, когда Грейфе вызывало высокопоставленное начальство, он умел выглядеть вполне молодцевато. В общем, Грейфе был милейшим человеком, но, как и всякий профессионал, он умел подавлять свои невольные рефлексы, и невозможно было понять, о чем он думает и что чувствует во время беседы.

При общении с оберштурмбаннфюрером у Таврина всегда возникало ощущение, что он продолжает сдавать ему нескончаемый экзамен. И никакие шпаргалки тут не помогут. Вот только правильность ответов оценивается не по пятибалльной шкале, как принято в средней школе, а расстоянием до штрафного концлагеря.