Убить Троцкого

Михаил быстро собрал в саквояж выложенные драгоценности, агентурные списки, бланки документов, среди которых были и те мандаты, что были выписаны Троцким для курьеров в комиссию по экспроприации. Соорудив примитивное взрывное устройство при помощи веревки, гранат и ящика динамита и привязав другой конец веревки к какому-то крюку на входной двери, он боком проскользнул из дверей в пустую приемную. Затем открыл вторую дверь и, успев подумать про себя: «Ну выноси, нелегкая», – вышел в коридор. К счастью, на посту возле кабинета никого не было. Пройдя пустынным коридором, Михаил с независимым видом спустился по лестнице мимо дежурившего на площадке постового и двинулся на выход, напевая:

– Эх шарабан мой, американка,А я девчонка да хулиганка.

В черном бушлате и надвинутой на лоб бескозырке, с небритым, в ссадинах лицом, он мало чем отличался от находящихся во дворе военных, среди которых сновали одетые, как и он, морячки волжской флотилии. Вновь прибывшие моряки принимали его за старого сотрудника, сотрудники Чека – за вновь прибывшего. И в этой неразберихе, мимо остывших от горячки боя и притупивших к рассвету бдительность уставших сотрудников Чека, Михаил почти беспрепятственно добрался к воротам, посторонившись пару раз и пропуская носилки с ранеными, которых грузили на подводы. Даже респектабельный и вполне гражданский саквояж, никак не вписывавшийся в царившую во дворе общую картину, не привлек внимания замотанных людей. И уже только у выхода Михаил услышал щелканье затвора и грозный выкрик:

– А ну стоять, контра!

По голосу он сразу узнал одного из палачей, связывавших его вчера в кабинете председателя царицынской Чека. Мгновение… и голос чекиста прервался предсмертным хрипом – нож молниеносно вылетел из руки поворачивавшегося к нему Михаила и вонзился в горло противника; продолжая движение в повороте, Муравьев нанес сокрушительный удар правой ногой в пах стоявшему у ворот, слева от него, часовому и рванул за ворота.

Когда ночью во дворе началась беспорядочная стрельба, прерываемая частыми взрывами гранат, Лопатин, дежуривший с ручным пулеметом у окна, закричал, обращаясь к Блюму:

– Это Мишка! Бери второй пулемет – поддержим огнем! – и распахнув окно на втором этаже, передернув затвор, изготовился к стрельбе.

Но более осторожный и хладнокровный Саша Блюм, тоже мгновенно подскочивший с пулеметом к окну, оценив обстановку, охладил разгоряченного друга:

– Да, это наверняка его проделки. Но Михаил не такой дурак, чтобы, затеяв кутерьму, кинуться в этот водоворот, рискуя схлопотать шальную пулю… Слишком он прагматичен и рискует только в случае крайней необходимости, тщательно выверяя каждый свой шаг. Это броуновское движение не для него…

– Вообще-то ты прав… – на мгновение задумавшись, согласился с ним Евгений, – но сейчас оставим разговоры. Я пойду запрягу коней в тачанку и сразу вернусь, а ты веди наблюдение. – С этими словами он вышел из комнаты.

Прорезавшаяся сквозь тучи луна позволила хорошо рассмотреть сражение, происходившее у здания Чека. Ворота распахнулись, и на площадь вырвалось человек двадцать оборванных людей, которые, отстреливаясь, кинулись в разные стороны. Небольшая группа чекистов, пытавшаяся их преследовать, была уничтожена точным прицельным огнем. Беглецы, как на учениях, перебежками, прикрывая друг друга, рассеялись в близлежащих улицах.

«Красиво прорвались, – размышлял Блюм, – сразу видна офицерская выучка: как в учебнике!» К сожалению, никто из этих офицеров не напоминал даже отдаленно широкоплече-высокую фигуру его товарища. Александр, отложив пулемет и снова уткнувшись в окуляры мощного морского бинокля, в сотый раз начал обшаривать взглядом фасад здания и двор Чека, хорошо просматривающиеся из его окна. Постепенно на площади опять появились патрули, куда-то исчезнувшие с началом стрельбы; ощетинившись штыками, подъехали две грузовые машины с матросами; во дворе Чека суетились люди. Тишина ночного города нарушалась только отдаленными беспорядочными выстрелами – по-видимому, продолжалось преследование беглецов.

Подошедший вскоре Лопатин сообщил, что лошади запряжены, и тоже уткнулся в бинокль, но, к сожалению, ничто не нарушало предрассветную тишину, изредка прерываемую размеренными шагами редких патрулей по запыленной брусчатке.

Начинало светать. На наблюдательном пункте остался один Блюм. Евгений прикорнул рядом, на диване, в обнимку с пулеметом – сейчас была его очередь отдыхать. Саша, не отрываясь от бинокля, прокручивал в голове варианты планов по спасению Михаила. «Нет, – думал он, – проверено неоднократно: других выходов из этого здания нет. Сзади глухая стена… Один только парадный вход! Если Муравьев и будет прорываться, то только через этот портал; если – нет, то сегодня под вечер придется самим наведаться в Чека. Ада Ивановна обещала к обеду принести поддельные мандаты на двух сотрудников московской Чека… Легенда разработана».