Убить Троцкого

– Стоя-а-а-ть! Наза-а-а-д! – заорал Муравьев, больно ткнув дулом револьвера в затылок своего пленника. – Останови их!

Мацудайра в панике пролаял команду своим подчиненным, высунувшись из открытого окна. Те остановились и затем, после повторного приказа, нехотя двинулись назад.

Михаил вышел из машины, открыл переднюю дверцу, где сидел японец, и, перехватив свободной рукой веревку за спиной пленника, вытащил его из машины. Затем он заставил дипломата уткнуться головой в капот, далеко отставив ноги. Положение это – достаточно неудобное, так как руки Мацудайры, связанные впереди, были одновременно привязаны и к туловищу. Постепенно разматывая веревку, прикрепленную к кольцам гранат, Михаил скрылся за калиткой.

Распластавшись в снегу за воротами, он выбрал себе такую позицию, откуда можно было свободно наблюдать за действиями японцев и видеть напряженную спину дипломата, ожидая сигнала друзей.

Те, преодолев высокий забор, уже оказались во дворе арендованного ими особняка, ворота которого открывали выход на соседнюю улицу.

Уже светало. Сумрачный зимний рассвет все резче очерчивал предметы, окружающие Михаила; и даже схематичные фигуры японских солдат приобрели более реальные очертания. Были видны их напряженные лица, свидетельствующие о том, что они в любую секунду готовы сорваться на помощь своему начальнику. Впереди всех переминался с ноги на ногу Ямамото.

«Ишь, собака, бьет копытом», – усмехнулся про себя многозначности и перевернутой логике родного языка Муравьев и тут же услышал звук заведенного мотора.

Японцы тоже услышали этот звук, далеко разносящийся в тишине, и заметно оживились. Ямамото сделал несколько шагов вперед.

– Стоя-а-а-ть! Наза-а-а-д! – проревел Михаил и угрожающе пошевелил веревкой, прикрепленной к кольцам гранат за спиной Мацудайры.

Тот, как эхо, повторил его приказ.

Японцы остановились. В ту же секунду раздался сигнальный свист Блюма.

– Наза-а-а-д! – еще раз рявкнул Муравьев и, уже отползая, заметил, что Ямамото повиновался его приказу.

«Все! Теперь вперед!» – приказал Михаил себе и, пружинисто подскочив с земли, понесся к забору. Но снег, предательски заскрипевший под его ногами, и опавшая веревка оповестили пленника о свободе. Позади раздались гортанные крики.

«Скоро японцы будут здесь», – понял Муравьев и наддал. Высокий каменный забор не представлял для него серьезного препятствия. Но, уже взлетев на него, он боковым зрением заметил солдат, которые успели преодолеть расстояние, отделявшее их от калитки, и проникли во двор.

Первые впопыхах, на ходу, выпущенные пули засвистели над головой. В кувырке приземлившись на ноги, Михаил, не сбавляя темпа, кинулся к стоящей возле распахнутых ворот машине с работающим двигателем, поджидающей его.

Верх был откинут, и в его кожаную гармошку плотно упирались лапы ручного пулемета, за которым примостился Лопатин. Блюм, заметив мчащегося к ним Михаила, плавно отпустил сцепление, и машина тихо покатилась. Едва Муравьев прыгнул на сиденье, как она, почти одновременно с пулеметной очередью, выпущенной Лопатиным, рванулась вперед.

Друзья уже успели отъехать метров сто, как вслед за ними проезжая часть зазеленела шинелями японских солдат. Лопатин вместе с Михаилом, уже пристроившим рядом второй пулемет, полоснули по этой толпе, оставив на снегу жухло-зеленые пятна трупов. Но скоро эта картина сменилась. Машина, заскрипев тормозами, юзом вписалась в поворот и понеслась дальше, оставляя за собой в наступившей тишине, прерываемой только натужным ревом мотора, клочья утреннего тумана.

Нет, мы не будем сдерживать коней.

Ведь что цыганка нам ни напророчит —Но в жизни не бывает двух смертей,А у одной – с оскалом неразборчивости почерк, —Мы труса не отпразднуем, хребет перегрыземЛюбой беде, судьбе наперекор.Ведь в жизни не бывает двух смертей,

А для одной – у нас короткий разговор.И нам закат не заслонит рассвета,И мы себе не будем изменять.Ведь в жизни не бывает двух смертей,Ну а одну не стоит поминать.

Они проехали уже достаточно далеко от места стычки. Мимо проносились замерзшие лица многоэтажных домов, нахмуренно глазевшие на них из-под седины снежных карнизов, мертвыми стеклами окон. Ледяной ветер, казалось, вместе с одеждой срывал с них мясо, проникая до самого скелета.

Редкие прохожие с удивлением оглядывались на открытую машину, мчащуюся по покрытой неглубоким свежим снегом мостовой. Город просыпался. Слава Богу – еще не попадались патрули. Им просто везло. Но они приближались к району дислокации чехословацких и американских частей, так что на везение полагаться больше не приходилось, и машина по распоряжению Михаила свернула в ближайшую подворотню.