В кипящем котле человеческих страстей на поверхность поднялась грязная пена, полярная по идеологической, политической и экономической направленности, но единая в своей главной цели – захватить власть. А между этими двумя, белым и красным, полюсами шныряла разномастная нечисть, греющая руки во время всеобщего беззакония и безвластия. Узкая прослойка элитарной российской интеллигенции если не эмигрировала, то так или иначе вынуждена была примкнуть к одному из борющихся лагерей, где и проявлялся эффект свежего огурца в бочке с солеными.
Об этом размышлял, пробираясь к тамбуру, молодой аристократ, князь Михаил Муравьев, сын известного ученого ориентолога, генерала от инфантерии, бывшего до 1917 года начальником восточного отдела военной разведки Генерального штаба российской армии и после октябрьского переворота ушедшего в отставку.
В тамбуре Михаил прислонил разгоряченный лоб к стеклу, наблюдая проносившиеся мимо картины родных мест, которые не видел уже несколько лет. Для его молодого возраста несколько лет – это целая эпоха.
Три года назад, после Брусиловского прорыва на юго-западном фронте, он приехал на побывку в имение отца под Харьковом. Ему тогда стукнуло всего шестнадцать. Благодаря связям отца, Михаил на два года раньше срока умудрился экстерном сдать экзамены в юнкерском училище и в чине прапорщика попасть на фронт в подростковом возрасте.
Отец с пеленок вдалбливал своему сыну, что их род – это род воинов, и, несмотря на то что их предки занимали различные высокие государственные посты, в первую очередь они были солдатами, прошедшими в начале своей карьеры суровую школу российской армии, и их главной профессией была защита Отечества.
Пролог
Отец Михаила женился поздно – на очаровательной актрисе Императорского оперного театра, чем поломал карьеру молодой певице, так как по роду своей службы постоянно находился в заграничных вояжах, занимая различные должности в дипломатических миссиях Российской империи. А статус дипломата требовал от него постоянного присутствия супруги, которая, согласно этикету, должна была появляться вместе с мужем на приемах.
Мать Михаила смирилась с потерей карьеры и продолжала блистать на светских раутах так же, как блистала на подмостках оперного театра, радуя взоры присутствующих своей красотой, молодостью и талантом. А после рождения детей семья во главе с мужем стала для нее центром вселенной.
Родившись в начале века, вторым ребенком после сестры, Михаил сразу попал под суровую опеку отца, который видел в нем продолжателя рода Муравьевых. Князь Николай Михайлович был не только военным и дипломатом, но еще и известным ученым-востоковедом, с юных лет колесившим по всему Востоку от Турции до Японии и занимавшимся, кроме прямой своей обязанности – сбора информации, изучением религиозных культов, искусства, философии, народных традиций и истории регионов, в которых он побывал. Так что система воспитания наследника представляла собою удивительный евразийский симбиоз, причем с преобладанием азиатского акцента.
Михаилу не исполнилось и года, когда в 1901 году отца направили на работу в Японию военным атташе при русском посольстве. Отец, обладая огромными связями в различных кругах императорской Японии (его миссия разведчика вменяла это ему в обязанность), устроил мальчика на воспитание в школу при одном из синтоистских монастырей близ Токио, где культивировался фетиш Дзимму, потомка богини солнца Аматэрасу. Еще не научившись смело ходить, Михаил попал в суровые руки наставников-монахов, проповедующих феодальный кодекс поведения самураев, путь Бусидо. И только начавший познавать мир малыш в игре органично познавал принципы восточных единоборств, основы фехтования, верховой езды и даже ниндзюцу – особо засекреченной в то время древней японской школы шпионского ремесла, обучающей маскировке, подслушиванию, подглядыванию и огромной массе приемов, служащих для уничтожения или нейтрализации противника. Не умея еще как следует писать, малыш потешно хмурил брови и с криком «Ха!» проделывал всевозможные ката, не ощущая никакого дискомфорта от суровой муштры, поскольку в этой среде он находился с пеленок.
Нянькой к малышу Николай Михайлович приставил пожилого японского авантюриста Митихату, бывшего ниндзя, которого он вытащил из японской военной тюрьмы.
Митихата поразил русского дипломата во время японско-китайской войны 1894 года, когда японец разгромил собственный отряд, бесчинствовавший в одной китайской деревушке. Задействовав высокие связи при дворе японского императора и выложив огромную сумму, которая была, кстати, проведена по статье непредвиденных расходов (Николай Михайлович являлся в достаточной мере меркантильным человеком, несмотря на свое огромное состояние), он забрал Митихату с собой в Россию. С этого времени японец стал второй тенью князя, до тех пор пока не родился Михаил.