Убить волка (СИ)

Гу Юнь нащупал накидку и рассеянно натянул ее себе на плечи:

— Почему ты пришел?

Попытавшись подняться на ноги, маршал внезапно испытал сильнейшее головокружение. Пошатнувшись, он упал обратно на кровать. В итоге, Гу Юнь оказался в положении полулежа-полусидя, прижимая одну руку ко лбу, а другой – хватаясь за столбик кровати.

— Не двигайся, – Чан Гэн неосознанно потянулся, чтобы подхватить его.

На пару мгновений Чан Гэн застыл в нерешительности, однако затем все же наклонился, помогая Гу Юню закинуть ноги на постель, прежде чем укрыть того одеялом. Не касаясь растрепанных длинных волос маршала, рассыпавшихся по подушке, он придержал Гу Юня за плечи и помог ему лечь. Уложив своего ифу, Чан Гэн осознал, что прямо сейчас он не мог подобрать слов, чтобы сказать хоть что-то, поэтому некоторое время он недвижно стоял на месте в полном молчании. Пока, наконец, с его уст не сорвался единственный вопрос:

— Что с тобой случилось?..

Лекарство Гу Юня начало действовать. Он и думать не смел, что Чан Гэн, до сей ночи "закатывавший истерики", внезапно, а самое главное, добровольно явится сюда. Маршалу ничего не оставалось, кроме как терпеть невыносимую головную боль и рокот звуков, разносившийся в ушах.

Поначалу он даже подумывал отослать Чан Гэна, но тут он неловко рассмеялся и произнес:

— Может ли один белоглазый волк [1] перестать сердиться? Ваше Высочество, прошу, побеспокойтесь о вашем подчиненном и подайте ему кувшин вина.

Зная себя, Гу Юнь решил выпить немного вина – так он сможет стать чуть более сносным. Чан Гэн нахмурился и бросил на него подозрительный взгляд.

Голова Гу Юня гудела так сильно, будто ее раскололи на две части. Он солгал:

— Лекарственное вино Шэнь И поможет мне избавиться от мигрени.

Это сработало, и доверчивый Чан Гэн взял кувшин, висевший на шнурке рядом с легкой броней.

Запрокинув голову назад, Гу Юнь выпил зараз добрую половину бутылки. Бутылка почти опустела, как Чан Гэн быстро схватил Гу Юня за запястье и силой отобрал вино.

— Достаточно! Не пей так много, даже если это лекарственное вино!

Крепкий напиток обжег его внутренности сильнее полыхающего огня, заставляя кровь в теле закипать. Гу Юнь выдохнул и ощутил, как его зрение стало яснее. Вот только от накатившего дурмана у него снова закружилась голова.

Между ними снова повисла неловкая тишина. Пару мгновений безмолвно изучая взглядом Чан Гэна, Гу Юнь не выдержал и с закрытыми глазами опустился на кровать. Его желание отправить Чан Гэна прочь из этой палатки набирало силу. Даже Чан Гэн понимал, что ему стоило уйти, однако он не мог сдвинуться с места, как будто его ноги пустили корни прямо здесь. С одной стороны, Чан Гэн пытался хоть как-то подтолкнуть себя: "От твоего беспокойства нет никакой пользы. Будь благоразумен и уйди прямо сейчас!"

В то же время, он невольно протянул руки и начал медленно массировать виски Гу Юня. Он чувствовал себя ужасно неловко, но уже не мог остановиться.

Лоб Гу Юня казался холодным. Не считая нахмуренных бровей, на его лице больше не проскальзывало никакой эмоции. Он смиренно позволил Чан Гэну делать то, что тот хотел.

Когда мальчик немного подустал, он тихо спросил:

— Тебе лучше?

Гу Юнь открыл глаза и молча посмотрел на мальчишку.

"Порой даже мудрец ошибается, а иногда даже глупцы могут быть правы".

Удивительно, что после такого количества выпитого, Гу Юнь смог изречь нечто осмысленное. Он продолжил:

— Даже когда мы прибудем в столицу, твой ифу всегда будет рядом, чтобы защитить тебя. Не бойся.

Чан Гэн остолбенел. Под лучами тусклого света казалось, что им овладела сильная дрожь.

В свои ранние годы он был вынужден быстро взрослеть. Прекрасно зная, что ему некуда идти и не на кого положиться, кроме как на себя самого, он стиснул зубы и всеми силами попытался заставить себя успокоиться, чтобы выглядеть невозмутимым и сдержанным взрослым. Вот только отыскав столь махонькую крупицу тепла, к которому Чан Гэн всегда отчаянно тянулся, его личина жестокости и решительности вмиг расползалась по швам, обнажая мягкого и хрупкого ребенка, все это время жившего внутри него.

Гу Юнь протянул руку к Чан Гэну и произнес:

— Ифу был неправ, договорились?

Он и представить не мог, как глубоко эти слова тронули израненное сердце мальчика. Возможно, оброненные им сейчас красивые фразы были не совсем искренними, ведь Гу Юнь то и дело не задумывался, мог ли он где-то оказаться неправ. Пусть даже иногда его совесть и брала верх над его поступками, он зачастую не понимал, где именно он был неправ. А в его внезапной снисходительности к мальчику сейчас было виновато исключительно вино.

Чан Гэн сжал его руку так сильно, словно та была единственной спасительной ниточкой, за которую он еще мог ухватиться. Плечи, где в последние дни копилось гнетущее напряжение, сбросив груз, опустились, и мальчик едва не расплакался.