Убить зло (Подобный Богу)

— Да, — неожиданно подтвердила она, снова погладив меня по руке. — Только не знаю, насколько оно детское. Ужасно жалко!

— Что я так нерассудителен?

— Не надо так, Билл. Вопрос не в том, что кто-то поступает неразумно. Это огорчило тебя. Я так и сказала Ларри, когда он впервые об этом заговорил, и тогда же сказала, что одобряю его решение.

— Значит, это все готовилось заранее. Представляю себе, как вы с Ларри прикидывали, сумею ли я оправиться от этого удара.

Ответа не последовало. Ты поднял голову и во второй раз в жизни увидел слезы на глазах Джейн, все таких же прекрасных. Ты неловко заерзал в кресле.

— Ты единственный человек, о котором я плакала, — наконец сказала она. — Не знаю, значит ли это что-нибудь. Я переживаю о том, как что-то не так отразится на тебе, больше, чем на мне, не говоря уже об остальных.

Например, с Виктором я могу подолгу спорить о том, что лучше для Ларри, притом довольно ожесточенно. Но с тобой это невозможно, потому что для тебя имеет значение только то, что Ларри собирается уходить, и это причиняет тебе боль. Думаю, я до тонкостей понимаю все, что ты чувствуешь.

Тебе нечего было на это сказать. Ты вдруг совершенно забыл о Ларри и едва подавил порыв рассказать Джейн о ссоре с Эрмой накануне. О твоем унизительном положении на работе, даже о твоем внутреннем чувстве униженности, в котором ты сам себе избегал признаваться. Ты промолчал; сдержанность стала слишком привычной для тебя. Минутой позже в холле послышались голоса Виктора, Розы, Маргарет и других гостей.

Через месяц Ларри уехал на Запад. Если даже Джейн не смогла добиться успеха, какими же бесполезными были твои попытки изменить его!

Ты мог вечно кружиться в этой клетке. Был такой человек, парень с большими худыми руками, от которого постоянно пахло смесью одеколона с потом. Это произошло в Кливленде много лет назад. Когда ты узнал, что через неделю он покончил с собой, ты был так потрясен, испытывал такие угрызения совести, что не спал две ночи. Это было твоей юношеской самонадеянностью.

Человек пошел на самоубийство только потому, что был уволен, так или иначе, должен был потерять работу. Еще была одна девушка, маникюрша, работающая в деловом центре города. Умная и вызывающая сочувствие, ты оплатил ей учебу в бизнес-колледже, дал работу в офисе и помогал всем, чем мог. Она вышла замуж за помощника управляющего твоего офиса, а через год его арестовали и обвинили в присвоении денег компании. Исчезли тридцать тысяч долларов, за которые вы никак не могли отчитаться, но умненькая маникюрша великолепно сыграла роль обманутой и потрясенной жены. Когда же начинается это осознание тщетности наших усилий?

Едва ли не с колыбели. Вероятно, существует постепенный прогресс приобретения иммунитета с момента твоего первого вздоха до того дня, когда твое эго твердо заявляет: «Больше я не могу переносить эти раны». Есть самые различные вариации. К кому-то это приходит с первыми попытками говорить, к другим — только к моменту полного физического созревания. Это уже крайности. Например, к тебе это определенно пришло к тому времени, когда ты в первый раз пришел домой к миссис Дэвис. Тебе было лет пятнадцать, может, семнадцать.

Ты охотно посещал воскресную школу, потому что испытывал там интеллектуальное возбуждение. Мистер Снайдер, учитель, ненавидел тебя, потому что ты добивался у него ответа о том, как вода превращается в вино, что, по твоему утверждению, невозможно сделать даже в самой современной лаборатории. Ты высказывал и множество других скептических замечаний, ссылаясь на своего отца, который, как практикующий фармацевт и химик, возмущался этим чудом с редкой для него яростью. Ты приносил в воскресную школу технические термины, заимствованные у отца, и этим приводил мистера Снайдера в состояние колодной и беспомощной ярости.

Ты всегда гордился тем, что ты довел его до того, что он покинул класс. Так или иначе, но он ушел, и его место заняла миссис Дэвис.

Ее появление положило конец свободной игре интеллекта. Пару раз ты попытался затеять с ней спор, но она просто обращала к тебе взгляд своих огромных голубых глаз и говорила, что ведь, в конце концов, Библия глаголет истину, не так ли? Но ты не перестал посещать воскресную школу, и отец был этому рад, хотя мать проявила к вопросу моей религиозности полнейшее равнодушие. Ты продолжал приходить туда и большую часть времени молча сидел, разглядывая лицо и руки миссис Дэвис. Время от времени она просила ребят что-нибудь сделать в школе, и, когда ее выбор падал на кого-то другого, ты испытывал болезненное и неприятное чувство, совершенно незнакомое тебе прежде.

Однажды в понедельник, зимой, как только закончились занятия в школе, ты оказался на ее крыльце с зонтиком, который она забыла на днях у старой миссис Пул на другом конце города. Она сама открыла тебе дверь.