Убивая ангелов

Я немало изумилась, когда инспектор обнял меня, хотя мне и следовало бы помнить, что утешение – его специализация. Моя щека покоилась на его плече – я как будто обнимала великана. Ни один из нас не отстранился, пока кто-то не прошел мимо, стуча каблуками по линолеуму за дверью. Когда я отпрянула от Дона, он все еще смотрел на меня с непонятным выражением лица. Переведя взгляд вниз, я заметила темное, размером с кулак, уже начавшее темнеть коричневое пятно на рукаве футболки. Моя одежда была покрыта засохшими пятнами крови. Неудивительно, что Бернсу стало меня жаль. Я и выглядела, пожалуй, как архетипическая жалкая блондинка – бледная, дрожащая как лист, онемевшая от шока.

Глава 48

Я прошла по участку, провожаемая косыми взглядами – одежда в пятнах крови, волосы растрепанные… Дверь в кабинет Лоррейн Бразертон была приоткрыта, и я даже увидела ее мельком – в этот день суперинтендант выбрала темно-серое, в тон застилавшим небо тучам, платье. Занятая просмотром содержимого картотечного ящика, она не заметила меня и не втащила к себе, чтобы прочитать лекцию о необходимости соблюдения протокола безопасности. Ожидая, когда шум наконец стихнет, Бразертон уже готовилась снова отступить в тень, раствориться в безвестности. Может быть, она даже заказала уже билет на паром до Сен-Мало.

Журналисты – вот радость! – как будто и не заметили меня. Все с увлечением фотографировали сопротивляющегося аресту Дина Саймонса. Двое полицейских тащили репортера вверх по ступенькам, а он орал что-то насчет несправедливости. Я обошла толпу сторонкой и села в машину. В этот утренний час пик все как-то неестественно притихло и успокоилось. Такой же покой нисходил, должно быть, и на жертв Софи в последние мгновения перед смертью, когда они отдавались навеянной рогипнолом безмятежности. Но положив руки на руль, я почувствовала: что-то изменилось. Пришла уверенность. Уличный шум теперь не раздражал, а успокаивал, и даже езда, эта механическая рутина, воспринималась легко, как бег. Мне оставалось только переключать передачи да следовать голосу инстинкта самосохранения. Я подумала, что, может быть, даже доеду до дома, не сбив никого по пути.

Сначала я ехала куда глаза глядят, без какой-либо цели, только бы подальше от всего, что я видела. Я не была готова вернуться домой, хотя и мечтала о душе. И только доехав до Риджентс-Парк, я поняла, где хочу побыть. Дождь падал сплошными завесами, на дорожках не было ни души. Даже самые стойкие марафонцы предпочли остаться под крышей.

Дорога в Сити заняла полчаса. Я припарковалась на Ломбард-стрит, взяла с заднего сиденья плащ, накинула его и застегнула на все пуговицы, чтобы скрыть грязную одежду. Сил тащиться по лестнице у меня уже не осталось, что создавало проблему. В кабину со стеклянным полом я ступила под ободряющим взглядом консьержа. Первые мгновения были самыми страшными – слышать, как щелкнула, закрывшись, дверь, сознавать, что бежать уже поздно… Но терапевты правы – уклонение не вариант. Замелькали цифры. Я постаралась не задерживать дыхание.

Квартиру Эндрю охранял, по счастью, только один полицейский, по виду новичок.

– Меня прислал детектив-инспектор Бернс, – сказала я. – Мне нужно войти. Откройте, пожалуйста.

– У вас есть удостоверение? – спросил охранник.

Я помахала карточкой Государственной службы здравоохранения, и паренек вежливо кивнул. Думаю, такой же эффект на него произвел бы и билет прошедшей накануне лотереи.

В квартире ничего не изменилось – со стены все так же смотрели огромные черно-белые фотографии. Эти теснившиеся на стене снимки напоминали выстроившихся в шеренгу школьников, изо всех сил старающихся казаться выше. Вероятно, их сделал Стивен Рейнер: в них присутствовала та же, что и на пейзажах в его квартире, четкая, ясная красота. Каково ему будет узнать, что другие его фото, портреты его коллег по банку, обрекли их на смерть?

Порывшись в кухонных шкафчиках, я нашла запас выпивки и налила стаканчик ирландского виски. Алкоголь обжег горло. Я подошла к панорамному окну. Дождь заливал улицы, но Лондон жил обычной жизнью, и обитатели Сити, укрывшись зонтиками, спешили от одной сделки к другой. «Энджел» тоже стоял на своем месте, хотя банк и закрыли, а его директора лежали в морге. Здесь, на Квадратной миле, это никого не трогало. Пройдет время, другой банк займет его место, и колесо снова завертится, направляемое другим финансовым гуру.

Не знаю, сколько я там стояла, но помню, что вернулась за добавкой. Грудь стянуло. Я думала, все мои профессиональные усилия по преодолению психологических трудностей навеки иссушили меня. Обычно я стараюсь избегать признания боли: зарываюсь в работу, бегаю или иду куда-нибудь с Лолой. Но сегодня от нее было не уйти.