Убивающий взглядом

Данил прыжком обогнал парня и обернулся.

— Куда идти?

— Бельэтаж, вторая квартира.

Данил бросился вперед. Дверь отперли раньше, чем он успел позвонить.

— Дан, наконец-то. Проходите, — встретил их Игорь Николаевич в домашнем халате. Таким Данил никогда его не видел.

— Ну, шеф, я заработал премиальные.

— Заработал, заработал, молодец. Где он тебя нашел? — посмотрел он на Данила.

Тот промолчал. Спущенные со лба очки скрывали выражение его глаз.

— В кафе, где же еще, — ответил за него детектив.

— Значит тоже искал меня. Молодец. Не надеялся на это. Ты спешишь? — повернулся он к детективу.

— Да уж не мешало бы и домой отправиться.

— Вот тебе деньги. Спасибо.

— Всегда рады обслужить.

— Захлопни за собой дверь.

— До свидания. Пока, Дан.

Данил стоял, не шелохнувшись.

— Ну, Дан, — услышав хлопанье двери, начал Игорь Николаевич. — Как я переволновался. Ты был дома?

— Да.

— Бедный мальчик. Ты проходи, проходи, не стой в дверях.

Он долго, очень долго владел душой и чувствами юноши. Опустив голову, тот подчинился, прошел в уютную комнату, всю в коврах и мягкой мебели и сел в глубокое кресло.

— Все видел? Садись, расслабься, я налью выпить.

Его обаяние, его власть над Данилом прекратились тотчас же, как он отвернулся и склонился над дверцей бара.

— А вы смелый человек, — громко сказал Данил, глядя на эту спину уже с ненавистью.

— Ты о чем? — повернулся Игорь Николаевич, держа в одной руке рюмки, а в другой — бутылку с еще не открытой пробкой.

— Вы можете говорить со мной.

— А. Мне жаль, Дан. Мне правда, очень жаль. Я просто не представляю, как мы теперь будем с тобой жить.

— Посмотрите мне в глаза.

И Данил, поднимаясь, стал медленно снимать очки.

Бутылка и рюмки упали на толстый ворс ковра. Игорь Николаевич, мгновенно отвернувшись, выхватил из кармана халата револьвер. Данил уже стоял, выпрямившись во весь рост. Он не успел даже пошевелиться, когда выстрел наугад настиг его. Его сильно толкнуло в грудь, и резкая боль обожгла огнем. Потом комната завертелась и все поглотил мрак беспамятства.

Глава 3

— Как он, — говорил Игорь Николаевич, стоя возле кровати Данила в реанимационной палате.

— Анатолий Пантелеевич говорит, что будет жить. Он ваш сын?

— Почти. Как только очнется, позвоните мне. Вот мои телефоны: домашний, рабочий, мобильный. А это вам на конфеты. Позвоните?

— Конечно, обязательно.

— И еще, постарайтесь, чтобы с ним никто не говорил. Я уже предупредил об этом вашего заведующего.

— Конечно. Я все понимаю.

— Бедный мальчик. Я чувствую себя почти убийцей. Мне же и в голову не могло прийти, что он зарядил револьвер.

— Да, да.

Игорь Николаевич вышел из палаты, всем своим видом показывая, что раздавлен горем.

И тут Данил открыл глаза, еще не понимая, где он, и что с ним произошло.

— Минутку, минутку, — медсестра увидела это и бросилась вдогонку за Игорем Николаевичем. — Он открыл глаза.

Снимавший в это время халат. Игорь Николаевич обернулся и кинулся назад в палату.

— Дан, — склонился он к изголовью кровати. — Слушай меня.

Услышав шорох на пороге, Игорь Николаевич поднял голову. Медсестра, застывшая в нерешительности, под его взглядом попятилась и прикрыла за собой дверь. Тогда Игорь Николаевич снова склонился над Данилом.

— Когда тебя будет спрашивать следователь, скажешь, что зарядил мой револьвер, не сказав мне и выстрел произошел случайно. Ты понял меня?

Говоря это, Игорь Николаевич старался все же не смотреть в его глаза, хотя и понимал, что сейчас тот ничего не может с ним сделать. Глаза Данила были воспаленные, затуманенные болью, рассеянный взгляд блуждал по палате.

— Ты понял меня, мальчик?

— Мама…

— Да, да, я все понимаю. Когда тебе станет лучше, я приду к тебе и мы обо всем поговорим. Ты понимаешь меня?

— Да.

Данил провел шершавым языком по губам.

— Выздоравливай и ни о чем не заботься, — проговорил Игорь Николаевич, выпрямился и поспешно вышел из палаты.

Данил же остался лежать на спине, стараясь ни о чем не думать.

Выздоравливал он медленно и неохотно, едва шевелясь, как наполовину раздавленный червяк.

Через несколько дней его перевели в отдельную палату. Он уже вставал и, дойдя до окна, смотрел на маленький больничный дворик с уютными скамейками в тени старых лип. Что-то давнее и неуловимое напоминал он ему, так что в груди щемило, и от этого начинала болеть рана. Но все равно его тянуло смотреть туда, в этот маленький садик и видеть людей в белых халатах или больничных пижамах.

— Эй, братишка, — крикнули ему однажды снизу мужики, играющие в домино за деревянным столиком, окруженным скамейками и деревьями. — Прикурить не найдется?

— Нет, — ответил Данил, с которым еще никто не разговаривал.

— Что, поиздержался?

— Я не курю, — ответил наугад Данил, потому что не понял вопроса.

— Вообще-то, правильно, задумчиво согласился тот, кто спрашивал, а другой, молодой, крикнул:

— Чего один скучаешь, выходи к ним.

— Да он там наверное телек смотрит целыми днями. А?

— Нет у меня телека, — ответил Данил, оглянувшись на палату.

— А что так хило?

— Не знаю.

— Выходи, братишка, на солнышке погреешься. Лето ведь уже наступило.