– Ничего подобного не было! – ответила дежурная. – Нам самим страшно туда заходить после убийства, а тем более кого-то селить. Мы как обновили там все, закрыли и больше не заходили.
– В таком случае, объясните, как на кровати под матрацем мог оказаться перстень? – Аристарх достал из стола фото и положил перед нею. – Нашли в вашу смену, – он надеялся ошеломить дежурную, но этого, к сожалению, не произошло.
Та долго рассматривала снимок, затем ответила:
– В мою смену он не мог появиться, а в другие смены – я не знаю.
– Но если в этот номер никого не селили, то каким образом перстень под матрацем мог появиться в другие смены?
– Не знаю, – снова однозначно ответила она.
Было очевидно, что остальные дежурные по этажу будут отвечать примерно так же. Нужны были другие свидетели, чтобы доказать, что вдова была в номере именно в эту смену.
Сегодня Аристарх и не рассчитывал на другие ответы. У него была иная цель. Он хотел растревожить осиное гнездо, если таковое в гостинице имеется. Заставить забеспокоиться, проявить себя. И тогда появится больше определенности, и могут появиться другие результаты.
Придется подождать. Иногда выждать более полезно, нежели метаться по сторонам.
3
После вызова в полицию Воброва сразу поехала домой. Если бы за нею была установлена слежка, то обнаружила бы, как та сначала покружила по городу, проверяя, нет ли «хвоста» сзади.
Припарковалась у девятиэтажного дома, вошла в подъезд, поднялась на этаж. На площадке остановилась у квартиры, щелкнула замком.
В прихожей включила свет, сняла туфли и прошагала в ванную комнату. С мылом умыла лицо и руки, и только после этого громким голосом позвала:
– Ты где? Что так тихо? Я приехала из полиции!
– Чего орешь? Я не глухой, – раздалось рядом с нею.
Она повернула лицо к открытой двери:
– Ты здесь? А я не вижу. Умываюсь после полиции. Как будто на кладбище побывала!
В дверях стоял мужчина среднего роста. Внешностью не ошарашивал. Таких в городе можно встретить на каждом углу. Пройдет мимо, ты и не заметишь, как он выглядит, какой у него нос, подбородок, губы, щеки. Даже если столкнешься лбом о лоб, не вспомнишь потом, с каким лицом столкнулся.
Сейчас он был в синей майке и черных трусах. Торс не спортивный, но и не киселем накачанный. Что-то среднее. Вроде и мускулы на теле есть, но вряд ли они выдержат вес приличной гири и вряд ли смогут на турнике подтянуть тело раз десять подряд. Заметной была лишь густая шапка темных волос на голове. И глаза – настороженные и недобрые.
Держась руками за наличники, он смотрел на Воброву вопросительно, вслух вопросов не задавал, но ждал ответов.
Вытерев полотенцем лицо и руки, она сделала шаг к нему:
– Вцепился опер, как клещ, – сказала брезгливо морщась. – Тот самый, что допрашивал в гостинице, когда труп обнаружили. А теперь интересовался Шеховой. Но я держалась, как ты научил, Вольдемар, говорила, спала ночью, никто меня не тревожил, не видела, в моей смене ее не было. После меня пошла Врюсова, но не знаю, о чем он ее спрашивал. Я не стала дожидаться, чтобы не вызвать подозрение.
Показав золотой зуб, Судоркин улыбнулся, одобрил:
– Все правильно. Пусть ментура кости гложет!
– Как думаешь, Врюсова лишнего не брякнет? – расслабленно потянулась Оксана.
– Из Галины лишнего слова не вытянешь! Про перстень мент не упоминал? – Вольдемар оторвал от наличников ладони и пошел в комнату, уселся на диван и рукой показал Бобровой, чтобы та села рядом.
– Не спрашивал, – ответила Оксана, следуя за ним и садясь возле.
– Странно, – усмехнулся Судоркин. – Темнит что-то начальник. Не может быть, чтобы Корозов не сбегал к нему с этим перстнем.
Посмотрев усталым взглядом, Оксана ничего не сказала. Вольдемар хлопнул по коленям:
– Предположим, что Корозов не хочет делиться с ментами перстнем. Это хорошо. Значит, перстень все еще у него. Хотя не будем обольщаться. Сначала узнаем у Галины, какой лапшой он ее кормил! – повернулся к Оксане и огорошил. – Пришить бы вас обеих следовало, поганок. Прошляпили перстенек, подарили Корозову.
– Вольдемар, я-то здесь причем? – испуганно стала оправдываться Оксана. – Я сделала все, как ты говорил!
– Если бы не сделала, давно бы дух испустила! – отсек Судоркин глухим голосом.
– Страшный ты человек, Вольдемар! – скукожилась и отодвинулась Оксана.
– Не страшнее смерти! – он сжал в кулак левую руку с наколкой «Вольдемар» на тыльной стороне ладони.
Вечером они рано легли в постель.
Оглаживая рукой голое тело Вобровой, лежавшей сбоку, он шумно дышал. Она протяжно спросила:
– Что теперь-то, Вольдемар? Ведь полиция от меня не отстанет.
– Отстанет, – глухо сказал он. – Улик у них нет.
– А если Комарова найдут? – выдохнула она.
– Дура! Какого Комарова? Он уже давно гуляет в своем родном Киеве, если еще жив, в чем я совсем не уверен. Забудь, – Судоркин обхватил ее и притянул к себе.
Она подалась без сопротивления, беспрекословно подлаживаясь под него.
Потом, измученная, расслаблено лежала и слышала, как рядом тот глубоко дышал. Отдышавшись, он приподнялся с подушки и посмотрел в сторону окна. На улице наступила темнота.